— Нелегкий хлеб, — согласилась Наташа. А про себя подумала: Катя о лагерях и на чужбине не забудет.
Верблюды медленно шли вперед, позвякивая уздечками, солнце палило так, словно по календарю была не зима, а жаркое лето, а Наташе под это монотонное покачивание на спине "корабля пустыни" приходили в голову отнюдь не веселые мысли.
Как ни странно, но она не пыталась заглядывать в свое будущее, словно боясь увидеть нечто, чему она не сможет воспрепятствовать. А её настырные прабабки, которые совсем недавно донимали её своими советами и укорами, теперь опять куда-то делись.
Наташа взглянула на впереди идущего верблюда, на котором ехала Катерина с детьми, и увидела, как Пашка делает какие-то знаки. Ей? Нет, конечно, Ольке. Наверняка она отвечает ему тем же. Для ребятишек это развлечение, они даже не представляют себе, как опасно их путешествие…
Через некоторое время никто уже не думал о солнце, потому что чем ближе подъезжали они к горам, тем холоднее становилось. Тени удлинялись, тишина вокруг казалась все напряженней, а погонщик верблюда, на котором ехала Катя с детьми, до того заунывно напевавший что-то, тоже примолк.
— Что, небось, проголодались? — веселый голос Бориса прозвучал среди тишины как трубный глас; он о чем-то негромко спросил погонщика и перевел остальным:
— Осталось ехать всего с полчаса. Там и поедим. Самые проголодавшиеся могут получить у наших проводников по кусочку сушеной дыни…
Ночь стремительно катилась с гор. Кажется, прошло совсем немного времени, и окрестности, будто на них враз накинули огромное покрывало, погрузились в кромешную тьму. Теперь седоков удивляло то, то верблюды не сбавили шаг, а продолжали идти по одной им видимой тропе, пока гортанный крик погонщика и проводника в одном лице не вывел их из состояния привычного монотонного движения.
Кажется, все седоки повалились на землю тут же, рядом с опустившимися верблюдами.
Потом их куда-то отвели. Скрипела калитка, кто-то говорил на незнакомом языке, а всем шестерым в руки сунули пиалы с горячим чаем и теплыми лепешками закутанные до глаз женщины.
После ужина их проводили в небольшую глинобитную хибару, где на полу лежали не то циновки, не то коврики, и высокий мужчина в тюрбане бросил только одно слово:
— Спать!
Кажется, никто — ни взрослые, ни дети — не пренебрегли этим не то советом, не то приказом. Повалились на пол и уснули.
А утром… Нет, утром это время суток все-таки можно было назвать с натяжкой, потому что на улице стояла такая же темень, как и тогда, когда они в этот кишлак прибыли.
Только на этот раз царила тишина. Кишлак спал. Борис передал слова проводника: всем держаться друг дружки, идти за ним, не отставая и смотреть под ноги.
— На что, интересно, смотреть под этими ногами? — тихонько пробурчала Ольга.
А Пашка так же тихо предложил:
— Держись за меня, я в темноте как кошка вижу, спроси у мамы.
— Это у тебя от отца, — так же тихо буркнула Катя, вспомнив, как тихо умел ступать её первый муж Черный Паша и как действительно он хорошо видел в темноте.
Хуже всех, кажется, чувствовал себя маленький Севка. Будто он никак не мог проснуться: шел, постоянно спотыкаясь, так что Борис вынужден был взять его на закорки.
Проводник двигался быстро, и сопровождавшие его люди стали уставать. Узкая тропинка, по которой они теперь шли, поднималась все выше в гору, потому легко было лишь проводнику, к горам привыкшему.
— Послушайте, — наконец не выдержала Наташа, — вы не могли бы идти помедленнее? С нами дети.
— Никак нельзя, — с трудом подбирая слова, ответил тот, — надо быстро. Вперед! Пока нет солнца!
И они продолжали подниматься по тропе. Как ни странно, идти стало легче. То ли они привыкли, то ли тропа стала ровнее.
Теперь уже Сева шел сам, держась за руку матери. Следом шли Ольга и Павел, потом Наташа, и замыкал их цепочку Борис.
Постепенно тьма вокруг них начала рассеиваться — наступал рассвет. Проводник повернулся к Катерине, идущей вплотную за ним, и прошептал, коверкая слова:
— Скоро. Граница. Персия.
И тут прозвучал выстрел. Самое страшное, было непонятно, кто стрелял и откуда, но Сева, до того державшийся за руку матери, обмяк и бездыханный упал на тропинку:
— Севушка! Мальчик мой! Не-ет!
Ее животный крик многократно отразился в горах, и тут же наступившая после выстрела тишина взорвалась пулеметной очередью.
Проводник гортанно бормотнул и завалился навзничь. Борис, подбежавший к лежавшему мальчику, пытался тщетно нащупать пульс, а потом с силой оторвал от него Катерину.
— Катя, очнись, ему уже ничем не поможешь! Мы все погибнем! Катюша, надо спасать живых!
Катерина с усилием подняла голову.
— Это мне… божье наказание… за убийство…
— Потом, Катенька, милая, потом!
— Мама, — сдерживая рыдание, позвал её Пашка, — мама, пойдем. Слышишь, сюда идут…
Снизу, уже не скрываясь, по тропинке поднимались какие-то люди. Скорее всего, пограничники. Из-под их ног в пропасть, идущую справа от тропинки, с шумом срывались камни.
Пашка и Ольга с двух сторон подхватили Катерину и потащили её за собой.
— Мама! — Ольга оглянулась на Наташу.
— Идем, доченька, мы идем, — одобряюще кивнула та, с болью в сердце глядя на тельце погибшего ребенка.
Но и она понимала, что надо торопиться. Теперь они почти бежали. И это было не очень трудно, потому что тропинка вела вниз.
К сожалению, и преследовавшие их пограничники смогли прибавить ходу, и теперь Наташе казалось, что она даже слышит их дыхание.
— Наташа, — с усилием выдохнул Борис, — беги, всем нам не уйти. Я их задержу.
— Господи, но каким образом? — удивилась она.
— Я тебе не говорил… у меня есть пистолет.
Наташа взглянула вперед на тропинку — Катя замедлила шаг, оглядываясь на них.
— Уходи! — махнула ей Наташа. — Уходи! Уводи детей! Мы вас догоним.
Долгую-долгую секунду Катя медлила. Словно взвешивала на одной чаше весов жизни своего сына и дочери единственной подруги, а на другой безжизненное тело младшего сына.
— Уходи! — строго повторила та, и Катерина с детьми побежала дальше.
Место, где Наташа с Борисом оказались, было удобным. С него одинаково хорошо просматривалась тропа, по которой ушла с детьми Катерина, и тропинка, по которой их настигали пограничники.
Борис спрятался за выступом скалы, увлекая Наташу за собой, когда как раз на тропе показался один из подоспевших пограничников. Борис выстрелил поверх его фуражки, потому что не мог стрелять в своих, даже уходя за рубеж. Пограничник исчез, а наступившую было тишину разорвал винтовочный залп. В замерших за скалой Наташу и Бориса ударил град откаловшийся от скалы мелких камешков.
