— Ась? Кого хотят? — проскрипела ветхая бабуля, полуглухая, высунувшая голову из-за приоткрывшейся в коридор двери.
— Троерохнову какую-то спрашивают, баба Шура, — пояснил мужик с кофейником. — Не слыхали?
— Не слыхала, сынок; не слыхала. Шестьдесят лет здесь живу, а такой не знаю.
— Может, этажом выше? — отозвался кто-то заботливый, а бабка прошамкала, улыбаясь одними глазами:
— Да куда уж выше — наш самый последний. Да нет здесь таких.
— Не Троерохнову, а Троеполову, — раздраженно поправил Тиллим, но это не произвело ни на кого ни малейшего впечатления.
Он вышел на площадку и на всякий случай позвонил в соседнюю квартиру. В дверях появился молодой человек с собакой, которая держала в зубах тапочки.
— Извините, милейший, — ласково произнес Тиллим, — тут у вас жила такая красивая дама, в квартире номер шесть, Авдотья Троеполова. Она что, квартиру поменяла?
— Не знаю. Не видел. Не слышал, — лениво промямлил молодой человек и пояснил: — Да здесь ведь всегда была коммуналка.
Тиллиму все было ясно. Выйдя на улицу, он побрел, не глядя под ноги, а за ним, невзирая на правила уличного движения, ехал украшенный цветами автобус. Тиллиму было одиноко и досадно, что встреча с Авдотьей не состоялась и, судя по всему, никогда не состоится.
А жизнь его стала постепенно окрашиваться в тусклые тона. Автобус проезжал через Троицкий мост. Взгляд Тиллима отрешенно пробежал по Петропавловке и застыл на соборном шпиле: в небесной вышине на фоне белоснежных облаков парил золотой Ангел с Крестом. Тиллим четко видел лик двукрылого Архангела, устремившего взор в бездонную синеву. Он не ожидал такого доброго знака, и на душе его как-то сразу стало легко, словно бы он сам парил над городом, рассекая воздух выросшими за спиной крыльями. Подъехав к дому на Монетной, шофер усмехаясь спросил:
— Ну что, приехали? Что с розами-то делать?
— Вываливай во двор! — решительно махнув рукой, приказал Тиллим. Это был поистине генеральский жест.
Помрачневший было двор в какие-то полчаса опять расцвел розами. Розы окрасили в алый цвет помойку, они стояли вокруг бачков в корзинах, в вазах, в банках и прочих емкостях. В ход пошла вся подходящая посуда, пожертвованная обрадованными жильцами. Они пытались продлить жизнь прелестных лепестков и листочков, появление которых всколыхнуло в них самые трепетные чувства. Добрые на глазах стали еще добрее, а привередливые и обычно всем недовольные вдруг круто изменились и уже являли собой тип, противоположный прежнему. Предупредительность и вежливость царили в эти часы среди аборигенов двора. Со слезами на глазах они опрыскивали цветы распылителями и поливали из леек, пытаясь как можно дольше продлить срок жизни алых красавиц, словно надеясь, что их двор все же станет оазисом.
Дома Тиллим был радостно встречен Левой, который его с нетерпением дожидался. Как бывалый фельдъегерь, он вручил Папалексиеву три письма из различных ведомств. Первое письмо в конверте с гербовой печатью, на двух языках, от бургомистра города Веймара, в котором он лично приглашал господина Папалексиева преподавать архитектуру в веймарской «Баухаузшуле», а также извещал о присвоении Тиллиму звания Почетного гражданина его города. Перед Тиллимом открывались невероятные для простого смертного возможности: стать теоретиком архитектуры международного масштаба, не имея таланта и специального образования. Второе письмо было послано из мэрии Санкт-Петербурга. В нем, наряду с выражением восторга по поводу выступления Тиллима на открытии центра фирменной торговли «Глобус», сообщалось о внимательном изучении вопроса чрезвычайной важности, поставленного Тиллимом, и о принятом в мэрии решении в срочном порядке демонтировать башню. На мероприятие, которое было намечено провести в ближайшие дни, Тиллим Папалексиев приглашался с содокладом, в коем, как надеялись представители исполнительной власти, дал бы объективную оценку деятельности городских властей на благо петербуржцев. Третье письмо было из редакции и содержало краткое изложение отзывов о романе «Непосредственное желание страдать от любви нечеловеческой»: читатели признавались, что наряду с простотой и доходчивостью текста, расширяющего их литературные познания, роман способствует укреплению нравственного и физического здоровья общества. Сообщалось также, что народ заучивает наизусть творение Папалексиева и практикует его регулярное чтение, отчего в семьи возвращаются заблудшие мужья и жены, а вот незарегистрированные в официальном браке возлюбленные практически не поддаются на вразумления и повторения текста романа их партнерами, иначе говоря, холостым почти не помогает. Статистические исследования, проведенные инициативной группой в редакции, показали, что чтение и цитирование романа способствует сокращению числа табакокурильщиков, прогульщиков, лжецов и авантюристов. По сути, сообщалось о невероятном успехе романа и всеобщем почтении к личности автора, кроме того, высказывались пожелания и просьбы увидеть на страницах газеты серию романов. Сообщалось к тому же, что редакция намерена за свой счет продолжать печатать сочинения господина Папалексиева с предварительной выдачей гонорара автору.
Отложив последнее письмо, Тиллим многозначительно вздохнул и уставился на древний щит, надеясь сосредоточиться и осмыслить сложившуюся ситуацию. В этот ответственный момент в комнату Папалексиева бесшумно вошел пронырливый агент по недвижимости. Поднеся к самому лицу хозяина расписку, он просил вернуть полученные им когда-то деньги. Не давая Тиллиму сказать что-либо в ответ, агент тут же ознакомил его с вескими аргументами в пользу возврата денег:
— На основании решения, согласно которому дом больше не считается музейным объектом и редкостным образцом зодчества эпохи модерна, прошу вернуть переданный вам денежный залог с возвращением нашей фирмой расписки, согласно которой вы обязуетесь возвратить…
Тиллим вышел из-за стола, не дослушав обращение агента, и, скрестив на груди руки, уставился в окно. Ничего не понимающий агент тоже подошел к окну, желая понять, что могло так заинтересовать хозяина комнаты в этом теперь уже ничем не примечательном, унылом дворе. Он брезгливо взглянул во двор через плечо Папалексиева и удивленно воскликнул:
— Как? Разве они не погибли? Неужели кто-то распространил дезинформацию? Конкуренты решили нас разорить! Я все понял!
Агент выскочил из квартиры, а Тиллим опять подошел к столу. Не успела захлопнуться дверь за одним нарушителем спокойствия, а в комнату уже влетел другой. Им был обезумевший от радости Лева, убежденный, что он будет первым, кто принес Тиллиму счастливую весть:
— Розы!!! Розы!!! Весь двор в розах! Помойка опять расцвела! У нас будут отдельные квартиры! Слышишь, Тиллимушка?!
— Слышу… — спокойно ответствовал Тиллим, погруженный в изучение деталей отделки Авдотьиного щита.
Лева сообразил, что добрым вестником ему стать не удалось и что он потревожил соседа не вовремя, однако он все же осмелился спросить:
— Ты потерял эту женщину?
В ответ Лева услышал нечто весьма странное:
