– Это и есть Море Зноя? – изможденным голосом спросил Уильям Мортигорн.
– Нет, – мотнул головой сир Нордвуд, сидевший впереди него на том же коне. – Море Зноя много южней. Это, если не ошибаюсь, Золотые Пески. Тоже пустыня, но лишь крохотное подобие Моря Зноя.
– Слабое утешение.
– За Золотыми Песками Каменные Рощи. А за ними – Ариатрийские горы. Это граница Тассирии и Виргамнирии. Так мы окажемся на земле злейших врагов оскорбленной нами империи.
– «Нами», – скривился Уильям и повернулся назад, в сторону коня, на котором ехал Леон.
Принц повесил голову и раскачивался в седле в такт шагам изможденного зноем и жаждой животного. Лошадям здесь приходилось куда тяжелее, чем верблюдам.
Казалось, гринвельдский наследник спал. Но это было не так. Опустошенный последними событиями, растративший остатки сил на гнев, он невидящим взором смотрел на гриву коня и беспрестанно вспоминал Инару. А еще он вспоминал Кристана Брекенриджа и его кроткую Никки. Он вспоминал, как они смотрели друг на друга, как держались за руки и сияли оттого, что вместе. Вспоминал, как попрекал Кристана за эти нежности, и казнил себя за эту суровость. Вспоминал, как поранил руки Никки, когда та вмешалась в их схватку с Кристаном. Он готов был умереть, лишь бы они были живы. И лишь бы была жива Инара. Но он снова и снова вспоминал бурый камень, что принесла Шатиса. И снова и снова вспоминал, как арбалетный болт пронзил тело Никки. И как болты усеяли тело молодого Брекенриджа. Он погубил их. Погубил их всех. И не было сейчас в мире никого, кого Леон ненавидел бы так же, как самого себя…
Мортигорн смотрел на принца какое-то время, но затем его внимание привлекло нечто иное. Позади Леона, футах в трехстах, на вершине бархана стоял одинокий всадник на верблюде и глядел в их сторону.
– О боги! – Уильям захлопал Нордвуда по плечу. – Харри, кажется, нас догнали!
Охранитель тут же повернул голову и бросил пристальный взгляд на далекого незнакомца.
– Это не погоня. Это микриат. Но микриаты для нас не лучше, чем императорская гвардия.
– Вы же вроде рассказывали, что эти… микри… песчаные, в общем, люди живут глубоко в Море Зноя! Откуда он здесь?
– Им ничего не стоит пересечь пески и добраться сюда. Приготовь оружие.
– Но я не умею махать ножом!
– Зато умрешь немного похожим на мужчину, твою мать!
Леон поднял голову и взглянул на Нордвуда.
– Забирайте моего коня и припасы. Я задержу их сколько смогу.
– Будь ты тысячу раз проклят, высокородный болван! Твой святой долг предстать пред отцом! Только он вправе решить твою судьбу! Не ты!
– Я не хочу отвечать еще и за ваши поганые жизни! – заорал Леон. – Забирай коня, воду и меч! И покончим с этим!
– Повторяю, тупица, в десятый раз: так просто не отделаешься!
– Не о чем спорить, – вздохнул Мортигорн. – Он исчез.
Все уставились на гребень бархана. Там действительно никого не было. Озадаченные, они отправились дальше.
* * *
Деранс Ментан не особо надеялся на хороший исход. Разбойники есть разбойники. Мало ли, что Олвин посулил ему свободу. Тот же Олвин без зазрения совести убил великого магистра. Что ему стоит расправиться с клиром девятого пера?
Однако он уцепился за возможность лечить этого лесного короля, как утопающий хватается даже за самую тонкую соломинку. И как видно, не зря. Он выиграл несколько дней жизни, а опека суровых тюремщиков ослабла. В какой-то миг вдруг вовсе исчезли те, кто особо рьяно его охранял. И тот поддельный охотник торговой гильдии Шон. И другой, молчун. И свирепый Карл. И сам Олвин Тоот не показывался на глаза второй день. Конечно, клира держали на привязи, но поводок стал длиннее. Пару раз он даже оставался один. Вот и сейчас он сидел за переводом в одиночестве. Разбойники после спасения главаря как будто забыли, что пленник может загубить добытые таким трудом письмена или даже чашу самописца. Новые надзиратели без лишних расспросов перенесли к нему и то и другое. Бородатый и, похоже, не самый смышленый детина частенько отлучался из каморки Ментана. Правда, его всегда кто-то заменял. Но на сей раз отчего-то никто не явился. Надсмотрщик, перед тем как уйти, долго морщился, потел, кряхтел, переминался с ноги на ногу. Не иначе как разбойника пронял понос и в спешке он не нашел себе сменщика. А это значило, что судьба подкинула Ментану еще одну соломинку.
Он быстро залез под накрытый циновкой топчан и извлек оттуда склянку с кровью Роберта. Не мешкая он двинулся к столу, где стояла серебряная чаша самописца с собранным магнетитовым стоунхенджем. Для его цели не нужен был стилус или драконья ртуть. Все, что было ему необходимо, – человеческая кровь. И пленник вылил кровь в чашу.
Сделав это, он быстро спрятал склянку обратно и уселся за бумаги. Оставалось надеяться, что, вернувшись, надзиратель при тусклом свете не заметит, что в чаше кровь. Ментан даже притушил все свечи, кроме одной. Если представится удобный случай, Деранс выльет кровь из чаши и хорошенько ее протрет. Но сейчас надо было лишь выждать.
И он ждал. От страха и нетерпения его била дрожь, и пергамент в руках трясся как осиновый лист. Клир-хранитель косился на чашу в надежде на спасение от плена и смерти, но страх все больше завладевал разумом. Что, если бородач заметит? Что, если не будет случая очистить чашу? А что, если нагрянет проклятый Олвин Тоот и прочитает последний лист перевода? А лист этот гласил:
… И хранитель самописца сего обязан сохранять тайну его и скрывать от глаз лишних, подобно тому как сохраняет он здоровье свое, и жизнь свою, и сокровенное в духе своем от знания людского и прочего. Но случись немыслимое и попади самописец в руки врага, надлежит хранителю чаши следовать за ней и уберечь от раскрытия тайну ее. Умный враг вознамерится не только получить чашу самописца, но и хранителя ее, что может под пытками или посредством подкупа выдать ее тайну. Хранителю чаши следует помнить важное в сохранении тайны сей. Ему надлежит избегать погибели как можно дольше, но получить возможность наполнить чашу кровью человеческой. Не пренебрегать возможностью пожертвовать на сие и кровь из собственных жил. Наполненная кровью человеческой чаша самописца даст знать иным породненным с нею чашам, где она находится, и иные чаши самописцев изобразят стрелы, указующие направление к той, что похищена. Иные чаши к северу от похищенной укажут на юг. Иные чаши к югу от похищенной укажут на север. Иные чаши к западу от похищенной укажут на восток. Иные чаши к востоку от похищенной укажут на запад. И хранитель самописца сего должен помнить, что для пущей надежности отправления этой вести кровь в чаше должна находиться не менее того времени, что он может потратить для размеренного счета от единицы до сотни…
Вспотевший Ментан давно сбился со счета. Он продолжал смотреть на чашу и вдруг заметил, что над ней сгущается какая-то темная дымка. Показалось? Неуверенными движениями он схватил погашенные свечи и зажег их от горевшей. Света стало больше, и он приблизился к столу…
