— Куда путь держишь, братец, в черной одежде и с мечом?
Утром на статуе Марфорио был найден ответ:
— Иду в Сикстинскую капеллу послушать «Miserere». Пасквино замечает:
— Напрасно прогуляешься. Швейцарская гвардия даст тебе от ворот поворот, а папские camerieri[97]пошлют тебя заниматься своими делами.
Марфорио отвечает:
— Ничего страшного, братец. Я точно войду: ведь вчера я стал еретиком.
От статуи Пасквино через Пьяцца Навона по боковой улочке можно выйти на площадь Святого Евстафия, где, как вспоминает Мэрион Кроуфорд, была старая римская таверна «Фалько». Зимой она славилась кабаньей головой со сладким соусом и кедровыми орехами, а также запеченными дикобразами, теперь исчезнувшими, как и сам «Фалько». Но «Орсо», одна из римских средневековых гостиниц, в которой, говорят, останавливался Данте, до сих пор стоит за Тибром. Сейчас это фешенебельный ресторан, где официанты снуют под готическими канделябрами, а бармен знает, что бурбон не имеет ничего общего с французской монархией.
Еще несколько шагов — и вы на оживленной маленькой площади перед Пантеоном. Из ее света и шума вы попадаете вдруг в безмолвный и безоконный тупик со стенами кирпичной кладки и невольно поднимаете глаза к небу, чтобы посмотреть, откуда идет свет. В центре железной крыши — круг голубого неба, и в полдень солнце бросает столб золотого света в этот перевернутый сосуд, и свет неторопливо путешествует по стенам, так что всякий, кто находится в церкви, по этим солнечным часам может узнать, какое сейчас время дня. Почти все, кто когда-либо посещал Пантеон, говорят о странном эффекте, который возникает, когда над отверстием в крыше пробегают облака, хотя мне лично не приходилось видеть этого. Но однажды, когда я проходил мимо, внезапно начался ливень. Я вошел внутрь и увидел воронку из серых капель, сверкающих и торопящихся вниз, этакую подвижную паутину в сумерках здания. Вода стекала в канал, вырытый Агриппой и призванный осушать эту часть Марсова поля. Дж. Миддлтон сказал, что в его время воду иногда выталкивало обратно во время наводнений, и она била фонтаном из пола. Видеть снег в Пантеоне, должно быть, еще более странно, и, возможно, именно это навеяло чьему-нибудь поэтическому воображению в Средние века мысль в праздник Троицы бросать вниз розовые лепестки. Это делал папа в знак того, что к нам снисходит Дух Святой.
Подобно Смоллетту и президенту де Броссе, я сначала был несколько разочарован Пантеоном, но после двух или трех посещений понял, что это величайший из памятников архитектуры, дошедших до нас из времен Древнего Рима. Представьте себе купол собора Святого Петра на уровне первого этажа. Пантеон лишь немногим больше. Интересно, могут ли в наш век стекла и бетона воспроизвести такое сооружение. Теперь мы видим это здание лишенным всей былой славы: драгоценных сортов мрамора, которыми когда-то были облицованы стены, больше нет, нет и золоченой плитки на крыше. Так как римляне не использовали сусальное золото, а клали настоящее тонкими пластинами, Пантеон должен был казаться людям золотой горой. Когда готы ушли, в 663 году всю эту роскошь вывез император Константин для украшения Константинополя, но его убили в Сиракузах по пути домой, и плитка Пантеона оказалась утеряна. В потолке было так много бронзы, что Урбану VIII удалось отлить из нее восемьдесят пушек, которые он установил на бастионах замка Святого Ангела, но вот история о том, что ему хватило и на огромный балдахин работы Бернини с витыми колоннами в соборе Святого Петра, не соответствует действительности. Возможно, на него и пошло несколько тысяч фунтов бронзы Пантеона, но большая часть металла все же поступила из Венеции.
Однажды я провел в Пантеоне целый день и увидел там женщину, которая вошла с букетом гвоздик и, обойдя здание, постояв у гробниц королей и художников, оставила свои цветы у гробницы Рафаэля. Великий мастер, чей творческий путь продлился всего лишь около шестнадцати лет, умер от горячки в тридцать семь, и в последний путь его провожал весь Рим. Его неоконченное «Преображение» несли перед процессией как знамя.
Любовь Рафаэля к дочери булочника ежегодно приводит тысячи людей к дворцу Барберини — посмотреть на «La Fornarina»[98]— предположительно ее портрет. Когда Рафаэль умирал, несчастную плачущую девушку прогнали от его постели, потому что посланцы папы, прибывшие с его последним благословением, отказались войти, пока она не уйдет. А потом ее ожидало еще одно унижение — узнать, что сам Рафаэль просил похоронить его рядом с останками его невесты, Марии Биббиены.
В то время, когда Рим посетил Гёте, в академии Святого Луки хранился череп, про который говорили, что это череп Рафаэля. На поэта он произвел большое впечатление, он сказал, что эти благородные кости, несомненно, служили «вместилищем прекрасной душе». Но это была чья-то другая прекрасная душа, не Рафаэля. 14 сентября 1833 года в Пантеоне произошла странная и зловещая сцена: комитет из церковников и художников открыл гробницу Рафаэля. Там они обнаружили череп и кости художника, лежавшие в тибрском иле. Останки были позже выставлены под стеклом на некоторое время, а после перезахоронены.
Бронзовые двери Пантеона, которым чудом удалось спастись от грабителей, когда-то были обиты пластинами золота. Вы можете провести дни на Форуме, пытаясь представить себе, каким был Рим в дни имперского величия, но Пантеон остается единственным тому свидетельством, это мощное строение сохранило нетронутыми крышу и двери и пережило бури и невзгоды восемнадцати столетий.
7
Пьяцца Санти Апостоли, в стороне от Корсо, вообще с трудом можно назвать площадью — это всего лишь узкая улица. На ней стоит церковь Апостолов, а также два самых крупных дворца в Риме, палаццо Колонна и палаццо Одескальки, которые белеют подобно двум океанским лайнерам в доке. Глубоко под улицей находятся останки Скотланд-Ярда имперского Рима — залы, полные колонн, статуй богов и императоров, комнаты для ожидания, канцелярии и резиденция командующего. В узком конце этой улицы находится скучный маленький дворец, которого никто не заметил бы, если бы к нему не привлекали внимания. Его заняли офисы разных контор, и среди них я заметил пансион Святого Георга, что вызвало у меня удивление: неужели еще остались английские якобиты, пожелавшие к тому же жить в здании, где умер Старший Претендент и где родились Красавец принц Чарли и Генрих, герцог Йоркский? Потому что это — палаццо Мути.
В течение семидесяти лет это здание было резиденцией «Короля за морем», а сейчас оно в жалком состоянии и не может служить достойным памятником несчастным изгнанным Стюартам. Ни один англичанин не пройдет мимо него, не задумавшись о многих жизнях, загубленных здесь, о хитроумных заговорах, о шпионах, которые с радостью пересказывали любое событие, происходившее в старых комнатах, где теперь стучат на своих машинках машинистки, а повар готовит еду, и запах доходит до нижнего этажа.
Я перешел дорогу и вошел в церковь Апостолов, где древность совершенно подавлена барочной лепкой. В ризнице я нашел священника и хотел поговорить с ним о Стюартах, но он ничего не знал о них. Однако, боясь разочаровать меня, он отвел меня в неф и указал на мраморную урну на колонне. В этой урне хранится сердце Клементины Собеской.
