Подземный Пушкин отличается от наземного так же сильно, как крот отличается от мыши.
Мышь — существо относительно симпатичное: домовитое, но слишком уж суетливое. А крот угрюм, целенаправлен и думает исключительно о том, кого бы сгрызть. Весьма неприятный.
Вот и Подземный Пушкин тоже был неприятен: именно он написал такие произведения как «во глубине сибирских руд», «пир во время чумы», «каменный гость», «буря мглою» ну и прочую всякую поебень.
Логично было бы предположить, что «мороз и солнце день чудесный» написал Наземный Пушкин — но нет! Наземный Пушкин занимался исключительно игрой в карты, еблей баб и стрельбой с дантесом.
А кто тогда написал все остальные произведения Пушкина? Вот это никому, совершенно никому так до сих пор и не известно. Возможно даже, что их никто не написал.
Любовь и Космос
В городе моего детства с неба часто спускались Космонавты.
Стоишь бывало вечером на балконе, а в небе над соседним домом летит охваченный пламенем спускаемый аппарат, и Космонавты внутри его смотрят на тебя сквозь языки пламени и радуются, что вот наконец-то они и дома.
Впрочем, космонавты никогда не приземлялись на центральной площади нашего города, а улетали дальше — в Кургальджинские озёра, где и по сей день может быть бродят розовые фламинго с кривыми клювами. Там космонавты падали в озеро и, дожидаясь спасателей на вертолётах, рассматривали сквозь круглые иллюминаторы, как изумрудная жаба мечет икру и как подводный паучок носит в свой дом пузырьки воздуха с далёкой поверхности.
Потом космонавтов вылавливали из озера и они улетали в Москву за золотыми звёздами Героев Советского Союза.
Но однажды мимо наших окон пролетел вдруг очень страшный спускаемый аппарат: не светились в нём окошки, не выглядывали из них космонавты, и упал он не в озеро, а прямо в степь и раскололся на две части. И лежали внутри него мёртвые Космонавты: Волков, Пацаев и Добровольский.
В булочной рассказывали (а в булочной всегда про всё на свете знают), что Космонавт Пацаев будто бы умер ещё в космосе, а Волков с Добровольским хотели вытолкнуть его тело через люк космического корабля, но не учли того, что в космосе нет воздуха и тоже умерли. Это всё было очень страшно.
И с тех пор что-то такое случилось с космосом — вроде бы и летает там кто-то всё время, а кто? Как их фамилии? Зачем? Говорят, что за много миллионов долларов туда могут отправить кого угодно, даже если он самый последний подлец и мерзавец. Дрянь, в общем, а не космос. И Гагарин давно умер.
«Ну и где же тут любовь?» — спросит автора недоумевающий читатель.
«Любовь, она везде», — пожмёт плечами автор, плюнет на пол и уйдёт не попрощавшись.
Шарик
У бабушки моей на серванте с хрусталём стоял всем известный шарик: внутри него домик, собачья будка, ёлочки, и всё это залито глицерином. Когда потрясёшь такой шарик, начинает падать пенопластовый снег. Если трясти сильно, то внутри шарика начинается настоящий снежный буран — вообще ни зги не видно. А потом всё потихоньку успокаивается и опять падает снежок, а потом жизнь там и вовсе останавливается.
Через много лет я купил похожий шарик своей, тогда совсем ещё небольшой дочке — очень уж он ей понравился. Этот шарик был несколько усовершенствованным: трясти его было не нужно, потому что он стоял на подставке а сбоку была ручка. Если покрутить ручку, с шарикового неба начинал падать всё тот же снег под бессмертную песню про элизу.
Кстати сказать, Бетховен был действительно нечеловеческим гением: даже когда не останется вообще никакой культуры, эта песня всё равно будет звучать для услаждения античеловеческих киборгов.
Да, про шарик. Если вращать ручку очень-очень быстро, в нём тоже начиналась буря, но вот что интересно — песенка оставалась такой же унылой и монотонной. Потом буря прекращалась и снег прекращался, а песенка всё играла, играла, блядь и играла.
Хочу Всё Знать
Когдато очень давно, в прошлом, что ли, веке, перед кинофильмами обязательно показывали киножурнал. Перед взрослыми фильмами был скучный сатирический журнал «фитиль» под редакцией вечноживого Сергея Михалкова, а перед детскими на экране появлялся неестественного размера грецкий орех и к нему тут же прилетал в ракете пионер с задорным женским голосом и, вынув из кармана огромнейшую кувалду (как она там помещалась — одна из главнейших загадок моего детства), по очереди выколачивал из этого ореха слова «ХОЧу!» «ВСЁ!» «ЗНАТЬ!». От четвёртого удара орех этот наконец лопался, и все могли убедиться, что внутри него ровно ничего нету — пустой.
