Конечно, можно было бы погибнуть с честью, но Кончак решил сдаться и спасти тем самым жалкие остатки своей дружины.
– Борислав! – крикнул в полный голос ган Кончак. – Мы сдаемся.
К счастью, скифа услышали и свои, сразу побросавшие на землю оружие, и чужие, не ставшие рубить полоняников. В общем, тмутараканцы, по мнению Кончака, еще легко отделались. Гвардейцам бека повезло значительно меньше, склон холма был буквально усыпан их телами.
Среди убитых ган обнаружил тело Моше, своего родственника по матери, и попросил Борислава позаботиться о прахе несчастного бека.
– Тебе он, между прочим, тоже родственник, – сказал Кончак негромко.
– Хорошо, – не стал спорить воевода. – Я отправлю его в Итиль.
Меч у Кончака забрали, но в передвижении препятствий не чинили. Хитрый скиф умудрился сдаться ни кому-нибудь, а лично князю Ингеру, а у пленника великого князя совсем иной статус, чем у всех прочих полонян.
– Бека Песаха среди убитых нет, – сказал Кончак сестричаду.
– Ушел все-таки старый налим, – крякнул с досады Борислав. – Ну, дай срок, поймаем.
Скиф не видел сестричада вот уже почти десять лет и пришел к выводу, что Борислав сильно возмужал за эти годы, даже в плечах, кажется, раздался. Впрочем, внук бека Карочея и князя Воислава Рерика и в мальчишеские годы был хоть куда.
– Тебе лучше не говорить своим, что я довожусь тебе родным дядькой, – посоветовал сестричаду Кончак.
– А что с того, если и скажу? – удивился Борислав.
– Так мне будет проще откупиться, – соврал Кончак. – Зачем князю Ингеру захудалый тмутараканский ган?
– Так уж и захудалый? – усмехнулся Борислав. – Ладно, буду молчать.
– О князе Богдане ты слышал, сестричад?
– Слышал, – вздохнул Борислав.
– Несчастный умер у меня на руках в один миг со своей матерью кудесницей Милицей.
– Это ты к чему?
– Сомнение меня гложет. Пропали они оба прямо из ложницы, мечники решили, что здесь не обошлось без славянских богов.
– А ты сам что думаешь?
– Грешу на боготура Лихаря, который сегодня так отличился на поле битвы. Это его работа? – кивнул Кончак на убитых гвардейцев.
– Его, – подтвердил Борислав, глядя при этом на дядьку насмешливыми глазами. – Выходит, Христу кланяешься, а в сторону славянских богов косишься.
– Так ведь свое нутро в один миг не переделаешь, сестричад, – смутился Кончак.
– Боготур Лихарь выполнил волю кудесников. Князь Богдан и его мать были погребены с честью. А куда они дальше отправились, в страну забвения или страну света, знают одни боги. Милица сама так решила. Она сказала кудеснику Драгутину: «Раз я не смогла уберечь сына в мире этом, постараюсь спасти его в мире том».
Глава 12РАЗГРОМ
Лихарь не забыл слова, данного Заре, но, кажется, запоздал с его осуществлением. Печенежский удар на кое-как укрепленный стан угров был воистину сокрушительным и безжалостным. Озлобленные печенеги, потерявшие в короткий срок и землю, обретенную совсем недавно, и родовичей, порубленных уграми, отплатили своим врагам той же монетой. Стан был завален трупами, у гана Курсана не было времени даже на то, чтобы похоронить убитых, но Лихарь не терял надежды найти дочь Зары среди угров, захваченных в полон.
Таких тоже было немало. В последний миг кто-то из печенежских ганов остановил бессмысленное побоище, рассудив, видимо, что на продаже угров в рабство можно неплохо заработать. В помощники Лихарь прихватил воеводу Рулава, который уже успел чем-то угодить печенегам и пользовался у них большим доверием. К сожалению, Лихарь никогда не видел девочку, а угры в ответ на его вопросы угрюмо отмалчивались. Возможно, действительно не знали, где сейчас находится дочь гана Арпада, но не исключено, что просто прятали ее от глаз слишком уж настойчивого радимича.
Помог Лихарю ган Буняк, хорошо знавший язык своих лютых врагов. Оставив в покое взрослых, он начал опрашивать детей и без особого труда отыскал пятилетнюю испуганную девочку, охотно откликавшуюся на имя Милица. Девочка ни в какую не хотела расставаться со своим товарищем по играм, шустрым мальчишкой лет шести, и старой няней. Пришлось Лихарю выкупать всех троих.
Почувствовав прибыль, плывущую прямо в руки, немолодой печенег с серебряной серьгой в ухе заломил непомерную, по мнению воеводы Рулава, цену. Даже вмешательство гана Буняка не помогло вразумить степного разбойника. Но Лихарь, довольный выпавшей на его долю удачей, заплатил все сполна, да еще и дружелюбно похлопал печенега по плечу, чем донельзя того удивил. Похоже, степняк решил, что запросил с щедрого боготура слишком мало. Все возможные сомнения по поводу девочки рассеяла няня Милицы, которая оказалась славянкой из Русалании. От нее же Лихарь узнал, что купленный им шестилетний мальчик – сын гана Курсана.
– Молчи пока, – прижал палец к губам боготур. – Если печенеги об этом узнают, они ребенка не пощадят.
Князь Олег решил воспользоваться одержанной победой и прибрать к рукам побережье Черного моря. Князь Ингер сомневался в том, что у киевлян хватит сил для столь решительных действий.
– Я не собираюсь брать Херсонес, – возразил Олег. – Но прижать хвост ромеям не помешает. Ромеи должны знать, что жить и торговать здесь они смогут только с нашего согласия. Что же касается беков, то мы обязательно когда-нибудь выгоним их из Крыма, а заодно закрепим за собой Тмутаракань.
– Ты слишком далеко заглядываешь, князь, – нахмурился Ингер. – Нам не хватит сил для затяжной войны.
Этот спор между князьями был далеко не первым и, скорее всего, не последним. Ближники князя Ингера, состоявшие в большинстве своем из славян, полагали, что хитроумный франк не столько хлопочет о процветании Киевского княжества, сколько торит их телами дорогу к ромеям и арабам для варяжских купцов. Торговля – дело, конечно, благое, но с какой стати славяне должны оплачивать своей кровью прибыли торгашей из далеких и почти что чужих земель?
– А разве славянские бояре и купцы не богатеют от этой торговли? – возразил Олег своему давнему недоброжелателю воеводе Олемиру, далеко не последнему человеку среди ближников Ингера. – Глупо отпускать ромеев восвояси, не выставив им условий. А что касается угров, то мы еще не рассчитались с ними сполна за разоренную Русаланию. Разъяренные поражением и гибелью родовичей, они теперь обрушатся на земли уличей и тиверцев, которые не простят великому князю бездействия.
– А разве тиверцы и уличи уже встали под руку Ингера? – возразил франку воевода Вратислав, сын боярина Казимира.
– Не встали, так встанут, – усмехнулся Олег. – Иного выхода у них нет.
– Князь прав, – поддержал Олега воевода Борислав. – Нельзя упускать плоды столь блестящей победы.
Воевода Борислав, не в обиду ему будет сказано, тоже был не последним в Киеве торгашом. В его верности Ингеру никто из бояр не сомневался, но стоило только зайти речи о прибыли, тмутараканец неизменно вставал на сторону Олега, рискуя при этом вызвать недовольство как самого великого князя, так и его ближников. Вот и сейчас своим непрошеным вмешательством он внес раскол в ряды сторонников Ингера и тем облегчил положение хитрого франка, тем более что у самого Ингера, судя по всему, не было на этот счет твердого мнения.
