— Воспоминания, — вздохнул я. — Всего лишь воспоминания… Зачем ты оставил ее одну? Будь на моем месте оборотень…
— Будь на твоем месте оборотень, я бы его убил.
Я устало кивнул:
— Может быть. Но сначала он убил бы ее… Иван, я же просил тебя охранять…
— Она сама себя охраняет лучше всех нас, вместе взятых. — Хмырь нагнулся, будто почесывая колено, и торопливо, сбиваясь, зашептал: — Мы сегодня мертвяка встретили. Как раз по Батумской шли, там он за нами и увязался. Гнался, наверное, квартала четыре… Ну, ты же знаешь, что из пистолета мертвяка не завалить. На пули — даже серебряные — ему плевать.
— И что? — я оборвал разглагольствования Хмыря. В пояснениях на тему, почему нельзя убить мертвяка из пистолета, я не нуждался. Сам знал лучше него…
— А то, что она только посмотрела… Всего лишь посмотрела — и он сбежал. Драпал так, что во все стороны сопли летели. Чуть нас самих не задели…
Я фыркнул, услышав столь поэтичный оборот речи. А потом вспомнил, как всего пару часов назад бездушный пытался точно так же шугнуть вампира. У него не получилось. Но вампир — это не мертвяк. А рядовой служитель Люцифера — это не мессия Света.
Возможно, Ирина на его месте смогла бы разогнать все гнездо сразу… А, может быть, и нет. В любом случае практических экспериментов я всеми силами постарался бы избежать.
— Все равно, ты не должен был оставлять ее. Сам же знаешь, что стоит на кону.
Хмырь проницательно взглянул на меня. И вдруг согласился:
— Знаю… И вину свою признаю. Глупо поступил, не подумал. В следующий раз исправлюсь. Я вяло повел плечами.
— Надеюсь, следующего раза не будет… Ладно. Проехали.
Присев рядом с Ириной, я осторожно, будто боясь обидеть, потрепал ее по коленке. И почувствовав, как в ответ тонкая ладошка скользнула по моему плечу, чуть повернул голову, улыбнувшись.
Улыбка получилось неожиданно легко. Казалось, я был готов улыбаться весь день. Вроде бы сейчас и не до веселья было. Идущие по нашим пятам инквизиция, бездушные и армия поводов для радости не давали. А уж после навек впечатавшейся в память картины учиненного вампирами побоища улыбаться, кажется, не захочешь целую вечность. И вот поди ж ты…
Хмырь садиться не стал. Держа руку поближе к рукояти пистолета, он прислонился к стене. И ни на минуту не переставал озираться по сторонам, высматривая возможные опасности. Сразу видно: он относится к мертвым землям так, как к ним и следует относиться. С постоянной и неусыпной бдительностью.
Раньше и я так относился — до того, как завязалась вся эта катавасия. А сейчас… Может быть, я стал слишком самоуверенным, но почему-то чувствовал (хотя нет, я не чувствовал — я знал), что поблизости нет ничего враждебного. Сидя на бетонном поребрике в центре кишащих нечистью брошенных районов старого Челябинска, я как никогда ощущал себя в безопасности. Возможно, это ощущение и было ложным, но я ему верил. Хотел верить.
Я только сейчас понял, насколько устал. Устал бегать, драться, убивать. Устал день за днем видеть эти унылые пустые улицы и терять друзей. Устал постоянно ходить по самому краю, каждый раз рискуя сорваться и потерять не только жизнь, но и душу.
Еще неделю назад я не мог представить себя без меча за спиной и осиновых колышков на поясе. Сегодня же с удовольствием променял бы их на возможность хотя бы немного пожить нормальной человеческой жизнью. Просто жить и не слышать, не видеть, не знать о тех ужасах, что происходят за пределами несокрушимого городского периметра. Просто жить и держаться подальше равно как от света, так и от тьмы.
Я сидел, неловко подтянув ноги. Сила кружила вокруг меня. Справа — там, где касалась меня плечом Ирина, мягко давила сила света, по ощущениям похожая на слегка задрапированную бархатом несокрушимую сталь. Слева — распускал невидимые щупальца тьмы заткнутый за пояс кинжал.
Я сидел между светом и тьмой, между Богом и Дьяволом, между добром и злом, мечтая если не навсегда, то хотя бы на время освободиться от влияния этих сил. И понимал, что это невозможно.
Добро и зло всегда будут во мне. А свет и тьма всегда будут бороться за мою душу. Конца этому нет, и никогда не будет. До самой смерти мне придется балансировать между ними, выбирая свой путь сквозь тернии жизни. А потом… Что будет потом, человеку знать не дано.
Это та цена, которую каждый из нас платит за высший дар Господа — свободу воли…
— Ну, хорошо. Мы все выбрались, — подытожил Хмырь. — Все живы и здоровы. Честно говоря, я потрясен — не верил, что у нас получится… Но что вы собираетесь делать теперь?
Я мигнул, с сожалением вырываясь из объятий мыслей и образов в жестокую реальность. Вздохнул. Переглянулся с Ириной, которая вялым движением руки вновь предоставила мне право выбрать дальнейший путь.
— Не знаю… —Я потер лоб. — День X, как ты его назвал, — завтра. Наверное, надо поискать укрытие для ночевки. Ближе к периметру есть высотные дома. Можно посмотреть там.
Я встал. Помог подняться Ирине.
— Пойду впереди. Проверю дорогу. Ира, ты иди метрах в тридцати сзади. Иван, присмотри за тылом…
Молчаливое согласие, шумный протест, встречное предложение. Я ожидал чего угодно, но только не этого.
— Идите вдвоем, — помотал головой Хмырь. — Я с вами не пойду.
— Что?.. Почему это?
— Потому что я вам больше не нужен. То, что случится завтра, все равно не предназначено для моих глаз и ушей. — Он едва заметно улыбнулся: — Я всего лишь человек, случайно затесавшийся среди мессий и апостолов. И я должен уйти.
— Но…
— Он прав. — Ирина коснулась моей руки. — Он не может видеть то, что будет явлено нам. Он не может пойти с нами.
Все. Точка поставлена. Спорить со словами мессии бесполезно. Но я все равно никак не мог согласиться.
Неправильно это было. Неправильно.
— Ты можешь уйти завтра. Перед тем как мы пойдем… Снова улыбка. Теперь уже явная и заметная:
— Мне еще надо напиться. Не забыл? — Бывший инквизитор посмотрел на небо. — Конечно, вряд ли Господь пошлет ради меня дождь, но уж бутылочку-то я найду. Может быть, даже не одну.
Он подмигнул.
— Сегодня ночью я надерусь до чертиков. Просплю весь завтрашний день. А когда проснусь, надеюсь увидеть рядом тебя с обещанной бутылкой коньяка в руках, которую мы выпьем вместе за счастливое избавление от конца света.
Я шумно сглотнул.
— Но я еще хотел поговорить…
— О том, что вам делать завтра и какой путь избрать? — Хмырь помотал головой. Вздохнул. — В этом я все равно не смогу тебе помочь. Это будет ваш… вернее, ее выбор. Я не смогу увидеть того, что случится завтра, но последствия возможной ошибки представить могу. И знаешь, я действительно боюсь, больше всего на свете боюсь толкнуть вас, тебя, ее в неверном направлении.
