Издалека скотты выглядели как однородная масса. Они выстроились вдоль берега, словно надеясь, что море защитит их с тыла. Да и то верно: в заполненную обломками бухту могли войти только их юркие суденышки. Человек тоже прошел бы по мелководью.
Грациллоний остановил соратников и, убедившись, что их никто не услышит, сказал:
— Я двину главный отряд в центр. Вы ждите, пока мы там, как следует, не поработаем. Затем ты, Эвирион, пойдешь справа, а ты, Руфиний, — слева. Ударьте их с флангов, а если удастся, зайдите сзади. Мы должны сделать дело, пока не подойдут их шлюпки. Думаю, они пустятся наутек, завидев то, что происходит, но, все же, хорошо бы захватить несколько лодок. Все ясно? Тогда вперед.
Он зашагал вперед римским строевым шагом; меч в руке, щит — у подбородка. Трава била по наколенникам. Потрескивала кольчуга. Пот, пролитый им в предыдущей битве, высох и теперь холодил тело. Ничего, скоро он вступит в бой и согреется. Душа его была абсолютно спокойна. Он шел навстречу судьбе.
Боковым зрением заметил, как что-то мимо него пролетело. За спиной раздалось изумленное восклицание. Грациллоний обернулся. Шаг сбился. Сердце споткнулось. Над головой его хлопали крылья. В огромных глазах отразился последний луч солнца. Птица. Огромная сова.
Не может быть. Форсквилис умерла, погибла вместе с Исом. Это просто какая-то заблудшая птица! Грациллоний приказал себе успокоиться. Если это и было предзнаменованием, то добрым, ведь Форсквилис любила его. Душа отказывалась подчиняться. Он шел, а в голове его звучали причитания.
Ни в коем случае не показывать страх или сомнения. Ведь он возглавляет атаку. Быть может, ему несказанно повезет, и он поразит своим мечом Ниалла Девяти Заложников.
Позолоченный шлем сиял в сумерках. Он подавил желание выпустить стрелу и продолжал идти строевым шагом.
Кто-то из скоттов дико крикнул. Остальные подхватили. За воем этим не слышно было шума волн. Стальные клинки взметнулись к небу.
Отряд Грациллония сошелся с врагами. Щит в щит. Грациллоний нажимал на врага, а меч его тем временем отыскивал незащищенное место. Ударом клинка он сшиб шлем с головы противника, прошелся мечом по кольчуге врага и поразил его: клинок прошел под ребра. Варвар завопил и зашатался. Грациллоний шел дальше. Рядом с ним сражался его товарищ. Он всаживал меч в своего противника. А вот и другой его солдат, почти голый, с кузнечным молотом в руке. Под его ударом череп скотта лопнул, как спелый арбуз. Грациллоний был в воде (все были в воде), прилив лизал ему колени. Пошло наступление на фланги. Линия скоттов была смята. Знамя Ниалла упало. Над Грациллонием реял римский флаг. Во мгле и мраке цвета его было не различить, но сам стяг люди видели постоянно.
Началась рукопашная схватка. Ниалл стоял по пояс в воде. Он был один. Воины, охранявшие его, погибли, остальные отдалились от него в пылу сражения. В полумраке Ниалл увидел две оборванные фигуры. Кто они — галлы, озисмийцы, багауды? Понять невозможно. Он крикнул, взмахнул мечом. Человека не стало. Второй попытался ускользнуть, однако Ниалл успел нанести смертельный удар.
— За мной! — крикнул Грациллоний. По скользкому и неровному дну идти было трудно, приходилось преодолевать сопротивление воды, и все же он приближался к Ниаллу, а вслед за ним шли еще около дюжины мстителей.
Внезапно из волны вынырнуло что-то белое, упругое и золотое. Даже в полумраке он знал: это волосы, янтарные, золотые, соперничающие с самим солнцем. Стремительная, прекрасная, совершенно обнаженная, она заливалась смехом, веселым смехом, который он так хорошо помнил. Вынырнув из морской пены, застыла, протянув к нему руки. Соски, утратив прежнюю розоватость, были бледны, подобно луне. Тонко очерченное лицо с полными губами, коротким носом и огромными глазами напоминало по форме сердце.
— Отец, — пела она, — приди же ко мне, отец.
Меч выпал из руки. Щит болтался на лямке.
— Дахут, — воскликнул он, стараясь перекричать грохочущий возле него мир.
— Отец, иди за мной, я люблю тебя.
Оттолкнулась от дна и поплыла. И… словно лунная дорожка протянулась перед ним.
— Дахут, подожди! — завывал он, пробираясь за ней. Да не может того быть! Как же удалось ей пережить Ис? Но это же она. Он узнал в ней каждую любимую черточку. Ведь это ее голова, улыбка, маленькие руки, так часто лежавшие в его руках.
— Дахут, вернись!
Он не видел, что люди, шедшие за ним, остановились, как вкопанные. Задрожав, открыли рты. Шел вперед, в глубину, а она тем временем, резвясь, проплыла рядом с Ниаллом. Скотт поднял меч и двинулся на римлянина.
VI
«Да это же Дахут, — пронеслось в мозгу Ниалла. — Я все время чувствовал это, просто не осмеливался произнести ее имя».
Она пронеслась мимо него, белая, податливая, как вода. Скорость была так велика, что за ней протянулся след, как за быстроходным судном. Мокрые волосы скользили, словно водоросли, только были они тяжелы и прилипли к той самой спине, что когда-то изгибалась под его весом. Она заглянула ему в глаза. Раскрылись бескровные губы, послышался смех. Повернулась на спину. Лунный свет падал на живот. Отталкиваясь ногами и одной рукой, понеслась вперед. Другой рукой она манила к себе человека, оравшего что-то позади него.
Затем нырнула и исчезла. Ниалл с трудом повернул шею. Там шел враг, по-видимому, лишившийся рассудка, потому что он вопил и звал ее. Оружие свое он уже потерял. «Стало быть, она выбрала его в жертвы», пронеслось в голове Ниалла. Он и сам не знал, почему, но здесь, в Исе, городе, который они вдвоем с ней погубили, он был ее рабом. Быть может, новое убийство приведет его в чувство. А, может, с ее помощью ему удастся спасти оставшихся товарищей.
Он поднял меч и двинулся на римлянина.
Над ревущим морем беззвучно захлопали крылья. Он взглянул наверх. Это была сова, она раскинула огромные крылья, выпустила чудовищные когти. Он заметил крючковатый клюв и огромные глаза, полные злобы. Птица планировала прямо на него. Она явно намеревалась содрать с его лица кожу и выдавить глаза.
Да тут не без колдовства. Ниалл закрылся щитом. Как только сова приблизилась, взмахнул мечом.
После удара должна была остаться окровавленная туша, однако клинок ткнулся в воду, а сова зашла с другой стороны. Мокрые перья, хлестнув по лицу, обдали водяной пылью. Сова сделала круги вернулась. Еще взмах меча. Клинок, казалось, прошел сквозь туман. Сова нанесла удар. Ранения он не получил, но вдруг ослеп и выронил щит. Левой рукой безуспешно пытался схватить птицу, летавшую возле его головы.
Это был мираж. Сова не могла его уничтожить. В свою очередь и он не мог ее убить. И все же сова задерживала его, лишала способности действовать. В таком беспомощном состоянии она могла продержать его до прихода врага.
— Дахут! — крикнул он.
Она тут же вынырнула из глубины. Слепота тотчас прошла. Он увидел, как она схватила сову за правое крыло. Сова сопротивлялась. Быть может, она даже и кричала, только этого было не слышно. Сова, выпустив когти, наносила удары клювом, левое крыло отчаянно хлопало. На белых руках Дахут не появилось ни одной раны. Она не отпускала птицу, тянула ее в воду, старалась утопить.
