Виконтесса закрыла лицо руками. Питер, не отрываясь, потрясенно смотрел на нее. Сегодня он узнал то, о чем догадался уже раньше и что она теперь подтвердила. Дважды, пытаясь избавиться от одиночества, в угоду своим низменным страстям она была готова разрушить чужие жизни.
Видеть свою мать в таком свете ему было противно.
Быть может, это и есть один из драконов, которых он должен убить? Раз так, то цена в самом деле высока. Теперь уже ничто не станет таким, как прежде. А каким все было прежде? Пять лет назад он многое, так сказать, замел под ковер, но больше не будет этого делать.
– Ты не знаешь, как я страдала, Питер, – сказала мать, заливаясь слезами. Все то же, что и в прошлый раз. – Если он тем самым хотел мне отомстить, то, разумеется, достиг своей цели. Не думаешь ли ты, что я все эти годы не чувствовала себя убийцей? Но это несправедливо, ибо я не желала ему зла. Я относилась к нему с нежностью. Я твоя мать. Понятно, что тебе трудно увидеть в матери женщину. Однако я женщина, и одиночество меня убивало. Мы оба овдовели. Он так же любил покойную жену, как я твоего отца. Смерть жены окончательно разбила его сердце, он не смог ее позабыть, и именно это послужило причиной нашего разрыва. Но некоторое время мы с ним были даже счастливы. Мы никому не мешали.
Питеру стало почти жаль мать. Она совершила чудовищный поступок, но чудовищем, конечно, не была. Самое ужасное в том, что ничего уже не поправишь: Осборна больше нет. Как бы она поступила, останься он жив? Предъявила бы ложные обвинения? Это так и останется тайной, да Питер и не хотел этого знать. Того, что она совершила, было достаточно.
Питеру хотелось встать и, взяв мать за руки, поднять ее с кресла, а потом, прижав к груди, успокоить и отправить спать. Именно так он поступил в прошлый раз, после того как застал ее с Грантемом. Теперь, если ей требовалось прощение, его ей придется вымаливать у собственной совести, а не у него.
Кроме того, он еще не все ей сказал. А покончить со всем Питеру хотелось именно сегодня. Тогда завтра они, Бог даст, смогут начать жизнь с чистого листа.
Однако виконтесса его опередила.
– Пойми, Питер, – заговорила она, – ты не можешь жениться на его дочери. Это была бы какая-то ужасная, противоестественная ситуация.
Питер медленно вдохнул.
– Тогда как мысль о моем браке с Бертой вас почему-то не смущала, верно? – спросил он.
Мать ничего не ответила.
Однако здравый смысл вынуждал Питера отчасти признать ее правоту. Прошлое всегда будет стоять между ним и Сюзанной, и они всегда будут помнить, что их родители были любовниками, а его мать довела ее отца до самоубийства. Гораздо спокойнее было отпустить Сюзанну в Бат, а самому после Рождества отправиться в Лондон и с наступлением светского сезона заняться поисками невесты. В конце концов они с Сюзанной забудут друг друга, а вспомнив, лишь порадуются, что не стали в свое время искушать судьбу.
Однако уже несколько недель, с тех пор как он покинул Бат, никакие доводы здравого смысла не имели на него влияния. Он стремился к счастью и, если оно окажется невозможным, хотел по крайней мере не потерять себя в собственных глазах. Теперь он любые трудности, ниспосланные ему судьбой, готов был встретить с открытым забралом.
Возможно – даже скорее всего – Сюзанна ему откажет, но он не отступится от своего лишь потому, что решил тихонько, на цыпочках обойти своих драконов. Сюзанна уедет, но от себя ему никуда не деться. И он во что бы то ни стало должен был полюбить того, кто живет в его теле.
Ибо в настоящий момент ему не за что было себя уважать.
– Что до мисс Осборн, матушка, то тут только один вопрос, – произнес он, – а именно: захочет ли она в создавшихся обстоятельствах выйти за меня замуж? Она уже раз отклонила мое предложение.
Мать устремила на Питера пронзительный взгляд, в котором странным образом сочетались негодование и надежда.
– Мама, – сказал Питер, снова сделав глубокий вдох, – я хочу, чтобы Сидли наконец стал моим домом.
Виконтесса продолжала, не отрываясь, пристально смотреть на него.
– Он твой, Питер, – ответила она. – Если ты проводишь здесь мало времени, это лишь твоя вина. Ты знаешь, что я постоянно тебя звала.
– Именно потому, что имение всегда было скорее вашим, чем моим, я не приезжал сюда, – сказал Питер.
– Сидли твой по праву с самого детства, – возразила мать. – Я же просто содержала его в порядке для тебя. Я заботилась об уюте и красоте дома. Вот и сейчас решила кое-что обновить – и все для тебя.
– Но вы ни разу не спросили у меня, чего я хочу, – покачал головой Питер.
– Да потому что тебя никогда здесь не бывает! – воскликнула виконтесса.
И она была права.
– Мне следовало взять на себя управление имением сразу же по достижении совершеннолетия, – проговорил Питер, – но я не сделал этого по известным нам обоим причинам, в которые не стоит углубляться. У меня есть свои соображения о том, как нужно вести дела и какой должна быть жизнь в Сидли. Я хочу покороче сойтись с соседями, хочу часто принимать гостей и чтобы гости, получив у меня радушный прием, чувствовали себя здесь как дома. Я намерен тут поселиться.
– Питер… – Мать теперь уже вполне пришла в себя и опять напоминала прежнюю виконтессу. – Это прекрасно! Я распоряжусь…
– Я хочу распоряжаться сам, матушка, – прервал ее Питер, – я хочу, чтобы имение принадлежало моей жене и детям, в том случае если я женюсь.
Мать неуверенно улыбнулась.
– Быть может, – продолжил Питер, – вам захочется навести новый блеск во вдовьем домике и, когда работы будут закончены, переехать туда.
– Во вдовий домик? – Глаза виконтессы расширились от негодования.
– Мне он всегда нравился, – сказал Питер. – Вам там, несомненно, будет удобно.
– Да там всегда жили гувернантки и учителя! – воскликнула она.
– Что ж, тогда мы приищем вам подходящий дом в Лондоне, – предложил Питер. – Там у вас почти круглый год будет общество, множество развлечений и магазинов. Вас везде с радостью будут принимать.
Откинувшись на спинку кресла, виконтесса воззрилась на сына. Питер заметил, как она приподняла подбородок.
– Я всю жизнь прожила здесь, вела все дела и содержала твое имение в порядке, – сказала она. – Ты мой единственный сын. После смерти отца все обязанности по управлению Сидли я взяла на себя и с тех пор ни разу ими не пренебрегла. Я отдала тебе свою жизнь.
Пока она говорила, Питер думал, что еще есть время все исправить.
– Я очень вам благодарен, – произнес он. – У меня было чудесное детство. Я никогда не сомневался, что любим. И рад, что не поспешил жениться, а потому имел возможность после совершеннолетия пожить в свое удовольствие, понять самого себя, выяснить, кто я, что я и чего хочу от жизни. Я никогда не сомневался, что и вы, и мой дом всегда готовы принять меня. Но теперь я достиг той степени зрелости, матушка, когда могу освободить вас от бремени, предоставив вам наслаждаться всеми радостями вашей жизни, по вашему собственному усмотрению. Ведь вам здесь было одиноко.
