Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
– О жизни. – Давида раздражали подобные вопросы – о чем стихи? о чем книжка? – и потому он старался отвечать емко и «на хер»: «о жизни».
– Как называется?
– «Море женщин».
– А-а, о бабах. – Кормчий презрительно сплюнул. – Не время сейчас о бабах читать, доплыть бы, что-то погода быстро портится.
Но Давид как раз то и дело думал о бабах – о своих женах. Глядя на капитана и матроса этой кастрюли под громким именем «Цептер», словно сорвавшаяся с цепи буква Ррр, рык и рев, Давид думал о своих женах. Таких капитанов они видели только по телевизору – и слава богу. Порошкански где-то в глубине души даже начал завидовать жизни Ендрая, жизни, полной бесстрашных путешествий через моря и океаны.
– Зачем читать о море и женщинах, если можно плавать, – Ендрай на секунду задумался, – и плавать.
Давид хотел было что-то ответить кормчему, хотел, да не смог. Поперхнулся от резкого порыва ветра. Горло перехватило. Погода и правда портилась с каждой секундой. Засверкали молнии. Брызги от бьющихся о борт корабля волн уже долетали до пожелтевших листов книги.
– А когда будет время читать? – Давид, поймав попутный порыв, попытался перекричать разбушевавшееся море.
– Не знаю! – Кормчий явно пребывал в возбужденном состоянии.
– Может, когда достигнем цели? – крикнул Давид.
– Нет, у достигших берега есть дела поважнее. – Кормчий источал уверенность не читавшего книг человека. – Отдохнем, когда море и женщины соединятся!..
– Как соединятся? – Давид видел, как от закипающих волн загораются глаза Ендрая. Он словно с радостью принимал вызов стихии. С грохотом разбивающиеся о борта посудины воды кипятили морскому волку кровь.
Море в передничке волн напомнило Давиду женщину у плиты, когда она готовит ужин сразу в нескольких сковородах и кастрюлях. И поэтому все у нее убегает, особенно молоко и масло.
Но для Ендрая море было женщиной легкого поведения, одной из тех женщин, что ждали его на берегах Италии, Франции, Великобритании или Америки. Одной из тех женщин, что подсаживались к его столику в каком-нибудь портовом баре и вызывающе обнимали.
Ендрай считал, что такую женщину надо во что бы то ни стало победить, сбить с нее спесь. Он брал ее страстно, насильничая. Женщина, не ожидавшая такого напора, сначала поддавалась, а потом к страсти добавлялся испуг. И тут начиналось самое интересное. Женщина в ярости била Ендрая руками по лицу, колотила ногами по спине, норовила укусить в глаза. Но Ендрай зажмуривался, и укус оборачивался поцелуем волн. Обжигающе соленым. Да, море – самая страстная женщина, которой нужно овладеть, пусть она даже хлещет тебя по щекам.
Борьба с морем, подумал Давид, это борьба с другим мужчиной, то и дело откидывающим назад мокрый бивень волос.
А как бы он повел себя в этой ситуации и достаточно ли он мужественен по сравнению с капитаном «Цептера»? Давид интуитивно понимал, что он сильно уступает Ендраю в мужественности, но лишь потому, что для Ендрая море – проститутка, а для него – жена. И в то же время Давид чувствовал, что Ендрай смел лишь потому, что у женской ярости, как и у морской стихии, есть граница – это ее кроткое сердце.
– Я с тобой не согласен! – крикнул Давид кормчему.
– В чем не согласен?
– В том, что ты пренебрегаешь мыслями о женщинах.
– А чего о них мыслить, придет время – и распахнут свои объятия. Посмотри, разве женщина не скидывает перед тобой сорочку-волну, не обнажает в своей страсти черные подмышки и пах? Бездну!
– Нет! – крикнул Давид. – Море – это женщина на кухне или женщина с ребенком, и ты храбришься лишь потому, что в глубине души знаешь об этом.
– Не понял!!! Повтори, что сказал еще раз!
– Ты и я, и вообще каждый из смертных, отправляется в жизненный путь, как первооткрыватель, как мореплаватель в неведомый океан. И то не наша заслуга, а предначертание. Как это не было заслугой того мужчины, что первым покорил морские просторы. Его просто выкинули сородичи в море, потому что он был умирающим или прокаженным, как спускали вниз по течению рек прокаженных новорожденных, чтоб они не лишили землю плодородия. Вытолкнули в море, как выталкивает мать из утробы дитя. Но опять же тот ребенок цивилизации – первобытный человек – выжил благодаря океану-матери. Символ твоей храбрости – тонкие ручонки ребенка, которого мать-океан укачивает перед сном. Этот ребенок и есть ты, а твоя посудина всего лишь кастрюля на газовой конфорке, что своими руками передвигает женщина-океан. Самое большое мужество – это пройти весь жизненный путь с женщиной от кухонной плиты до детской кроватки. Не только мужество, но и искусство.
– Нет, ты повтори то, что сказал про меня.
– Я сказал, что ты из тех, кто никогда не сможет успокоить море, а лишь возбудить. Не найдет в самый тяжелый момент самого нужного слова. Ты знаешь, как довести женщину до исступления, а потом во время беды бросить ее в истерике. И делаешь ты это, зная, что женщины на самом деле кротки. Но ты никогда не сможешь достигнуть того берега, ради которого мы и отправляемся в путь. Потому что ты трус.
С каждой минутой море бушевало все яростнее. Оно уже напоминало разъяренную мегеру. Давид разговаривал с морским волком Ендраем, держась за борт, там же, где и сидел, у кормы.
Оскорбленный Ендрай сжал челюсти, готовый броситься на Порошкански. Но тут сильнейшая волна подтолкнула в бок «Цептер», и суденышко накренилось – это из расступившихся вод вынырнула самая большая русалка – Дениза. Женщина-рыба положила голову на край судна, отчего оно и накренилось.
– Это что еще такое? – удивился Ендрай.
– Это Большая Женщина, – восхищенно сказал Порошкански, – мне о ней Петр рассказывал.
– Да, – утвердительно кивнула Большая Женщина, отчего ее тростниковые косички, взлетев вверх, зацепились за семь рогов, – я Дениза, а также Артемида Эфесская, Бипи, Глоби, Албасты, и еще у меня шестьдесят шесть разных имен.
– Сколько лет плаваю по морю, а такого чудища не встречал, – изумился Ендрай.
– Потому не встречал, – заметила женщина, – что я пряталась за одним из двух морей, разделенных преградой.
– За какой еще преградой, – крикнул Ендрай, – я по всем морям плавал, а такого и не припомню.
– В каждом из нас, – сказала женщина, – есть два моря. Одно более пресное, другое более соленое. Так же мужчины и женщины разделены стенами. Но мне непонятно, как они могут сливаться, если даже моря внутри человека не сливаются.
Порошкански вспомнил аяты Корана о морях, что готовы встретиться, но не судьба.
– Ну вот, – расстроился Давид, обращаясь к Большой Женщине, – тебя Петр на суше ищет. А ты здесь безобразничаешь.
– А я знаю, – сказала Большая Женщина. – Но мне он абсолютно неинтересен, мне гораздо интереснее ты.
– Почему? – удивился Порошкански.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
