тот вцепился ему в руку мёртвой хваткой. Его приглушённый голос зазвучал угрожающе:
— Передо мной — нет, но я уверен, что его величеству будет более чем интересно.
Филипп усмехнулся и пожал плечами. Уже слишком поздно было что-то менять, да и что ему могли сделать? Они не смогли бы даже так быстро доказать, что Логан говорит правду. С чего ему вообще кто-то будет верить?
Филипп оттолкнул Логана и пошёл прочь. Тот же, ещё раз тряхнув головой и отбросив волосы со лба, развернулся с прямой спиной и огромными шагами пошёл по коридору, полный решимости доложить всё его величеству. В этот раз он не собирался держать язык за зубами.
* * *
— Что значит, ты меня отстранил?!
Филипп едва догнал отца, когда тот, облачённый в парадный китель с медалями и золотой королевской нашивкой, спускался на плац, где должен был произнести воодушевляющую речь перед большим сражением.
Элиад посмотрел на стоящего на площадку выше сына. Филипп сжимал зубы, ноздри его раздувались, и костяшки на кулаках белели от сдерживаемой злости.
— Какая часть слова «отстранил» тебе непонятна, Филипп?
— Но почему?! Ты знаешь, что для меня это важно! Я тренировался ради этого. Я всё сделал ради того, чтобы быть драконьим наездником! Почему?!
На лице Элиада Керрелла была непроницаемая холодная маска, но глаза пылали яростью. Воздух вокруг опасно нагревался, и Филипп чувствовал это, даже стоя на десяток ступеней выше. Спускаться было опасно. Шаг ближе — и кто-нибудь из них непременно взорвётся.
— Потому что, Филипп, — отчеканил Элиад, — если я говорю что-то, я ожидаю, что это будет исполняться. И если мы договорились, что пленники остаются там, где им и положено — в плену, — они и должны там оставаться.
Филипп сжал кулаки сильнее, до боли в раненой руке. «Логан!» Если бы тот был рядом, Филипп бы не постеснялся врезать ему прямо на глазах отца. Какая уже разница! Он и так наговорил достаточно, чтобы его подставить, один удар ничего бы не изменил, но сколько бы удовлетворения принёс!
Элиад выжидающе изогнул бровь, но Филипп не нашёл что ответить. Оправдываться он не собирался.
— Отлично. Тогда поговорим ещё раз позже. — Элиад развернулся и пошёл вниз по лестнице. — Спускайся, Филипп. Тебе тоже нужно там присутствовать.
* * *
Казалось, на плацу собрались все обитатели полигона и даже больше. За две недели, проведённые здесь, Филипп ни разу не встречался с генералом Армэром, а теперь он стоял за Элиадом Керреллом, который громким напряжённым голосом объявлял о важности этой битвы.
Все внимали, вытянувшись по струнке, следили взглядом за королём. Филипп облокотился на стену где-то за стройными рядами военных и делал вид, что ему всё равно. Он знал, насколько это было важно, серьёзно. Насколько от битвы зависел успех Пироса. А ещё он знал, что сам подставил себя, и возбуждённое предвкушение, ещё утром метавшееся в груди, сейчас опадало пеплом.
Филипп зажмурился, и слова отца звоном отдались в голове, перед глазами полетели картины, столь желанные и недоступные теперь. Он видел это как наяву: драконья стая взмывает в небо. Мощь их обрушивается на посёлок. Огонь лижет камни, и враги расплачиваются жизнями за все смерти и разрушения. Они должны бежать от одного вида крылатых ящеров. Стычка на острове показала, что, насколько бы сильны ни были те огромные страшные машины, сносящие башни, уничтожающие магические преграды, — они не могли сравниться с дикой животной силой.
Он был готов почувствовать эту силу ещё раз. Страстно желал этого. И жалел… Жалел, что это стало невозможно.
До вылета оставалось около часа.
База гудела и суетилась, как оживший муравейник. Все последние приготовления нужно было сделать быстро и чётко, потому что близилась новая буря. Решающая буря, которая должна была перерасти в настоящий огненный шторм.
Не все верили, что вернутся. В коридорах Филипп натолкнулся на несколько человек, которые на ходу сочиняли записки домой на случай гибели. Зачарованные ручки выписывали на парящих в воздухе листах неровные буквы. Филипп хмуро проводил их взглядом и провёл рукой по Бессмертной кольчуге. Смешок сорвался с губ. Сейчас гарантией его жизни была уже не она, а эти стены, башни. Они пострадали после атаки, но вряд ли Райдос решился бы ещё раз использовать поражающее оружие. Вряд ли оно у него осталось. Война возвращалась на тот уровень, на котором и должна была проходить с самого начала: на уровень магии. И теперь Пирос, наконец, мог использовать свой козырь.
Филипп мотнул головой. Он не хотел думать о битве, но невольно возвращался к ней снова и снова. И не только потому, что до сих пор не мог поверить, что не станет её частью, а потому что не понимал, как в таком случае будет действовать Анна. Пока от неё не было никаких вестей, но Филипп старался не тревожиться хотя бы об этом. Он не то чтобы совсем ей не доверял, но разочароваться сегодня — в самом начале дня! — ещё и в ней было бы слишком.
— Ваше высочество! — Тонкий дрогнувший голос заставил Филиппа встряхнуться. Он только тогда понял, что всё время смотрел в стену, остановившись посреди коридора. Обернувшись на голос, Филипп увидел мальчишку Эйрика. Тот, вжав голову в плечи, стоял рядом, стараясь на Филиппа, однако, не смотреть. Его съедал стыд, и, кажется, он был напуган. Глаза бегали, рука, в которой он что-то сжимал, подрагивала, а сам Эйрик был белым как холст.
— Что-то случилось? — безразлично поинтересовался Филипп.
— Да… И… Я не читал! — Эйрик замотал головой и протянул Филиппу листок, сложенный в журавля. — Оно влетело ко мне в окно. Я хотел прочесть, но оно сказало, что убьёт меня, если попробую.
Филипп хмыкнул: он даже не сомневался, от кого оно. Кто ещё мог зачаровать кусок бумаги на убийства всех, кроме адресата? Он забрал записку, и Эйрик с облегчением выдохнул.
Листок опять оказался куском обоев, на котором быстро набросали кривые, крупные буквы. Что-то перечёркнуто. Что-то исправлено. Осталось всего несколько слов.
Филипп покосился на заинтересованно заглядывающего ему через руку Эйрика.
— Ты можешь идти, — спокойно, но с недвусмысленным намёком произнёс Филипп. Эйрик смутился, неловко улыбнулся и ретировался, едва не врезавшись в проходящего мимо человека. А Филипп наконец прочёл короткую записку:
«Я в посёлке. Можешь мной гордиться — я хорошая девочка. Напоминаю про кольчугу.
Анна».
Филипп улыбнулся. Про кольчугу он помнил. Она была на нём до того, как он узнал о решении отца, и снимать он её не собирался. Равно как
