волосы светлые, как и у меня.
Именно тогда ко мне пришло осознание: нам придётся научиться жить друг с другом. Мне не потребовалось много времени, чтобы осознать, что я люблю тебя, Катенька.
Я старалась быть хорошей мамой, строгой, чтобы с тобой ничего не случилось, – мама болезненно всхлипывает. – Наверное, у меня это плохо вышло. Прости, доченька!
– Не правда! – выходит с надрывом, потому что я даже ни на секунду не могу представить то, что пришлось пережить маме. А ведь я росла у неё на глазах, и наверняка напоминала ей ни раз того подонка своей мимикой, чертами лица… Все эти годы! – Боже! Мама, а этот… – с трудом нахожу определение этому животному, что надругалось над мой матерью, – преступник… он…?
Облизнув пересохшие губы, мама с видимым трудом, отвечает:
– Твой биологический отец отбывает в заключении срок сразу по нескольким уголовным статьям, среди которых изнасилование. Борис сделал всё, чтобы он понёс справедливое наказание. В лучшем случае он выйдет на свободу через двенадцать лет. Вряд ли кто-то будет встречать его у ворот колонии. Этот человек разрушил мою жизнь, а Борис… Он вытащил меня из апатии, чёрной депрессии, полной потери вкуса к жизни. Суд прошёл. Мы поженились сразу же уехали в свадебное путешествие. Да, меня ещё долго мучали страхи и… Но его забота и любовь – они мне помогли. Правда длилось это не долго.
Ободряюще сжимаю ладонь мамы.
– Сама понимаешь, мир не без добрых людей, – саркастически усмехается мама. – Принести неприятные новости для некоторых – особый вид удовольствия. Как оказалось, до встречи со мной у Бориса были отношения с женщиной, – мама делает паузу, добавляя нехотя, – продолжительные отношения. Как он клялся всё уже в далеком прошлом. Я отпустила ситуацию, но представь весь масштаб моей трагедии, когда я узнала, что его бывшая любовница до сих пор живёт на ранчо! – мама опускает глаза, прикусывая с силой губу. – На нашей земле! – расправив платок, промокает слёзы, комкая пальцами ни в чём не повинный клочок ткани, и продолжает: – А еще мать Бориса… Она очень хорошо относилась к этой женщине. Это не могло меня не задевать. Казалось, что этим меня предали. Ведь я… я – законная супруга! Моя психика буквально пошатнулась. Ведь я рассчитывала на поддержку свекрови. Всеми правдами и неправдами, но я заставила Бориса переехать на ранчо. Хотелось посмотреть на эту женщину! – в голубых глазах блестит затаённая боль. – И день и ночь меня жгла мысль: почему он ей позволяет там жить? Почему он не сказал ей собрать вещи? Почему не приказал покинуть ранчо? Почему?!
– Что же было потом? – деликатно подталкиваю продолжить. Хочу, чтобы она выплеснула всё то, что так долго ее терзало.
– А потом я совершенно случайно узнала, – мама скрещивает руки на груди, будто хочет защититься, – что у моего мужа есть сын. Прислуга шушукалась, не скрывая ехидных улыбок. Я тогда только родила тебя, и врач был ко мне более, чем жесток. Он поставил нас с Борисом перед фактом: роды были тяжелые, общих детей у нас никогда не будет. Для меня это был сильнейший удар. Ведь та, другая… Она смогла подарить моему мужу ребёнка. Сына!
Прикасаюсь к маме, сочувственно сжимая пальцами хрупкое округлое плечо. Я знаю это чувство. Я помню, что испытала, когда подумала, что девочка на фото дочь Стэфана.
– Этот мальчик, которого воспитывает бывшая любовница моего мужа, жил буквально в паре километров от нас. Его сын. Родной! Понимаешь? А я не смогу ему родить. Никогда, – мама кусает костяшки пальцев. Из-под полуприкрытых век капают крупные слёзы. – Тогда он сказал, что ему без разницы, что не он родной отец. Он счастлив, что я подарила ему маленькую девочку. Его дочку. Он называл тебя дочкой и никак не иначе. Мы наделали много ошибок, потому что сами сломаны, потому что сами застряли в прошлом. Катя, он любит тебя. Любит так сильно, насколько возможно. Строгость и бескомпромиссность – это все отголоски пережитого страха.
Киваю, смахивая слёзы. Я и правда всё понимаю. Всё встало на свои места. Больше нет злости и обиды.
Мама делает очередной глоток воды, и я понимаю, что это ещё не всё.
– В один из дней, – мама тяжело сглатывает, – я неважно себя чувствовала, решила прилечь и почитать книгу. Когда я пошла в гостиную, то увидела его. Мальчик, незаконный сын моего мужа, он был там! Он трогал ту самую статуэтку, которую подарил мне Борис на твоё рождение. Этот мальчишка от цыганской, как я тогда думала, грязной девки, держал в руках то, что так для меня много значило.
Увидев меня, мальчик от неожиданности выронил статуэтку, – мама переводит дыхание. Судорожный всхлип вырывается из бурно вздымающийся груди.
Глава 88
Катя
Замираю, в ожидании продолжения маминой исповеди.
– После падения на ковёр от неё откололся кусочек. Малюсенький… Казалось, этот кусочек откололся от моего сердца. Тогда мне казалось, что мальчик пытается разбить мой тщательно выстроенный хрупкий мир. Я… не хотела. Правда, не знаю, что на меня нашло! – прижимает к ушам ладони, кусает губы почти в кровь.
– Что было дальше? – аккуратно побуждаю рассказать все. Абсолютно все.
– Я приказала ему поднять её и поставить на полку, – глаза мамы выражают искреннюю растерянность. – К моему удивлению, он сразу же послушался. Я… Я не знаю почему, но меня это ещё больше разозлило. Возможно, потому что я ожидала, что он окажется скверным мальчишкой, который будет огрызаться или… Я не знаю.
Мама вновь принимается плакать, и я осторожно убираю волосы с её щеки.
– И что ты сделала?
Мне страшно. Страшно услышать, что было дальше, но я должна знать.
– Я закрыла стеклянную дверь серванта, – голос мамы срывается, и она почти шепчет. – Я прищемила ему палец. Катя, – в её голосе такой надрыв, будто вворачивают душу, – я сделала это специально. Я… ненавидела этого ребёнка, потому что он – плод любви моего мужа и этой женщины.
Эти слова волной отбрасывают меня в прошлое…
– Тяжело, наверное, родителей терять, – произношу чутко. Ведь несмотря на сложные отношения с родителями, честно говоря, очень по ним скучаю. Особенно, по маме. – Чего тебе не хватает больше всего?
– Улыбки мамы.
Хриплый голос ровный, но всё же улавливаю что-то странное. Это чувство, которое так похоже на тоску. Нахожу его ладонь и сочувственно сжимаю. Впервые замечаю, что мизинец Стэфана немного кривой. Перебитый?
– В детстве прищемил, – заметив мой взгляд, Стэфан кривит уголок рта. – Так и сросся неправильно.
Поддаюсь какому-то
