Но хуже всего было осознание, что всё показанное мной являлось не преувеличением, а, наоборот, преуменьшением возможностей Эгора. Он действительно был крутым, намного круче того аналога Индианы Джонса, которым я его выставлял в своих сонных постановках.
Манипулировать Нризом оказалось очень легко. Он с готовностью слушал свой «внутренний голос», советующий ознакомиться с новыми и новыми знаниями. Он получил самое полное теоретическое знание реалий мира Итшес и теперь не пропал бы не в диких джунглях, ни в лесах, ни в саваннах, ни в городах. Он знал повадки диких зверей и обычаи, порой, не менее диких народов. Он имел представление о десятках различных валют и знал приблизительный обменный курс. Некоторые чисто практические вещи справочниками, пособиями и путеводителями не покрывались, но тут помочь мог только «способ погружения», а до этого следовало дожить.
Но то, что я делал, было мерзко. Мои поступки тёмным пятном ложились на совесть, вносили диссонанс в гармонию моей связи с Ирулин, заставляли чувствовать себя предателем, ощущать грязным, мерзким, оплёванным.
Я понимал, что у меня нет выхода, но понимал это умом. Душа же, преданная моей госпоже, корчилась в муках. Если бы дело касалось только меня одного, я бы давно прекратил. Нет, руки бы ни в коем случае не опустил, но использовать Право моей богини столь извращённым образом не стал би ни за что в жизни.
Но я был не один. От меня зависела госпожа, для того чтобы спасти её от участи хуже, чем просто смерть, я готов был пойти на всё. Предать себя, предать свои принципы, даже предать госпожу.
Чтобы хоть как-то сохранить рассудок, я насылал Нризу простые сны. Сны бесформенные и абстрактные, фантасмагорию образов и звуков, несущие радость, покой и исцеление. Я повелевал Правом не как презренный падший, а как настоящий паладин Хозяйки Сновидений и Повелительницы Грёз. В такие ночи я чувствовал себя завершённым, полным. Озарённым пониманием, где моё настоящее место в жизни, моё истинное призвание. Эти ночи не пятнали и не подтачивали нашу связь, а наоборот, укрепляли. И я с ужасом ожидал следующих сеансов промывки мозгов, извращений своего призвания.
Но эти манипуляции служили лишь слабым вступлением к тому, что мне предстояло совершить дальше. И каждый раз, когда Нриз поглощал новую и новую порцию знаний, этот миг приближался.
Меня зовут Ульрих Зиберт. И я не знаю, буду ли иметь право называть себя паладином. Клясться закрытым оком и туманным крылом, цветком каралии и пером ночного странника. Но знаю точно – даже если мне предстоит Падение, я не отступлюсь. Ведь только от меня зависит жизнь и судьба той, которую люблю, той, что владеет моими душой и сердцем, той, которой я вручил свою верность. Ирулин, моя судьба, моя госпожа, моя эльфийская богиня.
Глава 10. Падение
Если бы кто-то узнал мысли Нриза по поводу книг, он бы сильно удивился. Человек, осиливший львиную долю одной из величайших библиотек мира, учиться на самом деле не слишком любил. Более того, учиться он не любил вовсе и делал это лишь чтобы угодить Хозяину. Ну действительно, кому могут понравиться постоянные кровотечения, головные боли или головокружение? В гораздо большей мере Нриз любил поесть, и делал бы это даже не из необходимости, а просто по зову души.
После того как большая часть материалов по реалиям внешнего мира была освоена, Нриз сильно сбавил темп. Ведь специализированные пособия в его ночной киносериал деталей почти не добавляли. Внутренний голос подсказывал, что это не совсем верно, что новые знания откроют новые невиданные грани путешествий, но раз Нриз не являлся перфекционистом, ему было неплохо и так.
Но вскоре сны изменились и изменились кардинально. В этих снах он стал принимать активную роль. Свершилось то, о чём он так сильно мечтал, на что надеялся и к чему стремился. Он продирался с Хозяином сквозь джунгли, но где Хозяину было достаточно небрежного взмаха рукой, Нризу приходилось проламываться через кусты или выпутываться из лиан. Когда они одолевали горы, Хозяин непринуждённо парил над ущельями, а Нризу требовалось прилагать неимоверные усилия. В городах Хозяин предоставлял Нризу объясняться с аборигенами, тут дела шли с переменным успехом. Когда он разговаривал с простыми прохожими, всё было нормально, но стоило наведаться в какую-нибудь лавку, мастерскую или лабораторию и попытаться говорить на темы, о которых он имел смутное представление, то начинались обычные штучки, присущие снам. Он обнаруживал себя то голым, то забывшим надеть штаны и нижнее бельё, то, к своему ужасу, вновь оказывался за школьной партой, а строгая пожилая учительница фрау Хольцманн вызывала к доске. Ответить на её вопросы Нриз не мог, а над его жалкими потугами хохотал весь класс. Но хуже всего, стоящий рядом с учительницей Хозяин разочарованно качал головой.
Проснувшись в холодном поту, Нриз неизменно бежал в Библиотеку и снова принимался за поглощение информации. Чтобы в следующем сне с блеском выдержать испытание и получить от Хозяина лёгкий кивок.
Шло время. Жизнь Нриза вновь вошла в колею из дневной рутины, еды, учёбы, обработки информации и сна. Перестала работать видеокамера, при попытке её включить, на экране вспыхивала надпись иероглифами, смысл которой оставался загадкой, сколько бы Нриз на неё не смотрел. По своим загадочным делам уехал Хозяин, и, судя по всему, эта отлучка была надолго. Единственной отрадой, не считая снов, было общение с Таагом-18, вот только собеседник из него вышел никудышным. Хотя это тоже зависело от точки зрения. Для тех, кто в разговоре ценил умение выслушать, голем был идеалом. Более внимательного слушателя было сложно даже вообразить.
Нриз скучал. Он всё сильнее ждал ночных приключений, всё сильнее предвкушал близость к Хозяину, всё больше надеялся на этот раз проявить себя, пусть даже не перед ним, а перед его образом, плодом фантазии Нриза.
Он и сам не заметил, как начала меняться тональность снов. Хозяин как обычно
