Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
Перед сном Павел Афанасьевич опять расспрашивал старика камердинера Архипа. Теперь его интересовали деревенские приятели Мишки Телухина. Архип вспомнил, что из тюрьмы Мишка возвратился вместе с Гаврилой Ряхиным, таким же слопенем[111], как и он. Оба сидели за кражу по одному делу и вышли на волю одновременно. Сейчас, по словам камердинера, Ряхин в деревне, сильно пьет и озорует.
Решив завтра навестить коллегу утопленника, Благово собрался лечь спать. Умывшись и переодевшись в халат, он укладывался уже в постель, как вдруг неожиданно захолодило между лопатками. Сыщик резко отшатнулся в сторону. В ту же секунду с улицы раздался выстрел, зазвенело разбитое стекло, и заряд дроби пролетел возле самого бока. Если бы не маневр, угодило бы прямо в живот…
Когда Благово с Дедюлиным выбежали на улицу, никого, конечно, там уже не было. Выковыряв из полы халата пару дробин, статский советник расположился во внутренних комнатах и вскоре уснул. За ужином он пытался поговорить со свояком о деде Паисии и о его невидимой власти над селом. Шура поднял сыщика на смех.
– Вольно же тебе было слушать этот рамолисмент[112]. Старик уже давно из ума выжил, никто его всерьез не воспринимает. Сходом заправляют Корчажкин и братья Дудкины. Видел бы ты, как они выступали – прямо Дантоны!
Дедюлин назвал известных деревенских горлопанов, которых истинные управители ловко выставили на передний план. Благово не стал спорить с родственником. Ему оставалось лишь молча сожалеть о том, что русские помещики, даже живущие в деревне, так и не способны понять крестьянский мир. Сколько же неприятных открытий грозит им лет через тридцать…
Утром, под охраной слуги, он приехал в Лукоянов и отослал в сыскное отделение зашифрованную телеграмму. В ней приказывалось Лыкову вместе с Титусом, вооруженными, приехать к вечеру в село, по возможности, незамеченными. И, конечно, привезти Дедюлину копии межевых бумаг из архива Дворянского банка.
Прямо из уезда статский советник заехал в ветхую запущенную избушку Гаврилы Ряхина. Тот, облаченный в суровую рубаху с кокетливыми синими ластовицами[113](тоже труженик!), лежал на лавке и, несмотря на ранний час, тянул из ковша бражку. Ряхин явно относился к особому типу русского мужика, все более сейчас распространенному. «Пашни меньше, зато простору больше; избы не крыты, зато звон хорош!»
– Кого еще принесло? – спросил он недовольно, увидав незнакомого барина.
– Можешь называть меня «ваше высокородие».
Мужик сразу вскочил и оправил рубаху.
– Виноват, ваше высокородие, не ждал таких гостей.
– Мишку Телухина вчера мертвым нашли. Что имеешь сказать об этом?
– Не могу знать! С ноября уж не видались… Баяли, утек он; а вишь, как обернулось. Однако, ваше высокородие, перед тем, как пропасть… то есть, значится, сгинуть, говорил мне Миха, что скоро будет богат. Вот. В кабаке, грит, посидим…
– Богат? А на чем он сбирался разжиться, не сказал?
– Никак нет. Баял токмо, что богача одного подмикитил.
– А кого, не доложился?
– Не. Загадки строил.
– Он приятель твой был, Мишка-то?
– Ага. Вместях ходили в чужую клеть молебны петь.
– Что он был за человек?
– Словотер изрядный! Бывало, такую водотолчу разведет, что ого-го… За его языком не поспеешь босиком. Умел, редькин сын, чужому человеку мозгу набекрень свернуть. Как говорится, боек, каналья, весь в поповский род пошел!
– Складно врал?
– Не то слово! В арестантском отделении скушно сидеть-то. Так он, бывалыча, такую муть намутит – все про часы забудут. Весело…
– А в камере с вами кто еще сидел?
– Разные люди были.
– А про клады там, особенно пугачевские, разговоры не заходили?
Ряхин озадаченно посмотрел на статского советника.
– Был там один, Колотило звали…
– Это который из цирка Чинизелли на спине выручку[114]унес?
– Тот самый! Знаете его, ваше высокородие?
– Как же, самолично арестовывал. Извини, забыл представиться. Я – начальник нижегородской сыскной полиции Благово. Слыхал?
Гаврила окончательно смешался.
– Вижу, что слыхал. Хочу я найти убийцу Телухина. Расскажи, что у вас там было с Ванниковым… то бишь с Колотилой. Ведь было что-то?
– Ну, однажды зашел разговор про клады. И Колотило сказал: «Вранье все это. Никаких кладов сыскать не можно; они все заговоренные. Ежели не знаешь заговора, то он тебе в руки не дастся, как ни копай. Но, грит, не надо их добывать, землю ковырять, можно на них лучше заработать. Нужно токмо дурака найтить».
– И показал, как карты рисуются, будто бы старинные. Так?
– Точно так, ваше высокородие. Все-то вам разызвестно. Правильно про вас в ротах баяли…
– Колотило нарисовал Мишке такую поддельную карту?
– Этого я наверное не знаю. Шептались они че-то там, долго, но секретно. Он не говорил.
Благово надел картуз, развернулся к двери, потом остановился, оглянулся.
– Чем думаешь заняться?
– Не решил еще, ваше высокородие. Тут покудова поживу, а осенью в Нижний подамся.
– На чужой хлеб инда зубы скрипят?
– Надо же что-то бусать[115]. Мы акридами не питаемся…
– Чтоб возле барского дома тебя не замечали. Услышу – в муку изотру.
– Понял, ваше высокородие. Ни-ни! Где живешь – не свинячь; понятное дело.
Пуганув для порядка Ряхина, Павел Афанасьевич отправился в усадьбу. Общая картина произошедшего уже сложилась в его голове, не хватало только одной детали. Выяснить ее сыщик решил у того же деда Паисия.
Долгожитель сидел на своей завалинке с той же медалью на кафтане.
– Дед, а в меня вчера вечером стреляли.
– Попали али как? – не без издевки поинтересовался Паисий.
– Видишь же, что нет.
– Ну, народ пошел неуклюжий, в барина попасть не могут…
– Ты, старик, присматривай за своим языком, – рассердился Благово. – Я ведь не посмотрю, что тебе сто два года!
– А отстань, – отмахнулся дед. – Скажи лучшее, чей-то это ты про Пугачева вчерась расспрашивал?
– Ты когда семейства перечислял, что в бунте были замешаны, помянул и Телухиных. Мишка, которого утопили, из ихнего роду?
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
