то ничьей. Не нужно и дальше испытывать судьбу.
- Да понял я… - проворчал Хок. – Надеюсь, ты поможешь мне снять нагрудник и кольчугу. У меня рука занемела. Боюсь, что этот мерзавец смазывал свой крюк какой-нибудь дрянью, как колья и гвозди в ловушках.
- Вряд ли всё так плохо, просто он его не стерилизовал, - усмехнулся Джулиан. – И потому я сделаю тебе полный набор инъекций, рекомендованный в подобных случаях.
- Признайся, ты жалеешь, что у тебя есть инъектор, - съехидничал Хок, - потому что в ином случае ты исколол бы мне иглами все руки.
- И не только руки, - рассмеялся Джулиан.
К вечеру этого дня Хок вернулся в деревню и к всеобщей радости торжественно вручил Леану две деревянные маски, связанные тесёмкой. Староста уговорил его задержаться в деревне и передохнуть после битвы с чудовищем, тем более что светлого времени оставалось одна ночь да полдня, а путь ему предстоял неблизкий. Конечно Леану и его односельчанам было интересно узнать, как их рыцарь победил «двуличного». После ужина жители деревни снова собрались в доме старосты, и Хок подробно рассказал им всё, как было, умолчав, правда, о том, как сверзься со стропил, его подхватил ангел Тьмы и деликатно опустил на землю, а потом поднялся к злодею и уговорил его сигануть следом за поверженной жертвой. Вместо этого он честно сказал, что в какой-то момент разбойник сорвался вниз и разбился о камни, обильно покрывавшие пол башни.
В тот же вечер селяне, наконец, выпустили свой скот на луга, и Хок, стоя рядом со старостой, смотрел, как радостно прыгают, очутившись на воле, козы, овцы и даже коровы.
Жизнь в деревне постепенно налаживалась, и Хок наблюдал за этим с радостью. К тому же он чувствовал облегчение от того, что его странствия заканчиваются и очень скоро он снова вернётся к спокойной и размеренной жизни. Его самого немного удивляло то, что после разговора с Джулианом у него начисто пропало желание ехать куда-нибудь, кроме баркентины.
Ближайшим светлым утром он попрощался со своими новыми друзьями. От вознаграждения за свою услугу в виде горшка с серебром он отказался, заявив, что это плата деревне за постой. Леан, увидев такое великодушие, даже растрогался и тайком вытер блеснувшую в уголке глаза слезу.
Хока снова провожали всем миром, дарили ему на прощание вышитые рубахи, пояса с филигранными пряжками и добротные кожаные подсумки с красивым тиснёным узором, женщины принесли ему свежий хлеб, сыр и вяленое мясо, и отказаться от этих даров было невозможно. Потому за воротами он сел на коня, к седлу которого были приторочены мешки с подарками. Он махнул рукой селянам и пообещал заехать как-нибудь в гости, но уже точно знал, что не сможет сдержать это обещание, а затем отправился шагом вслед за двумя крепкими парнями, которые должны были провести его через лес к началу дороги, ведущей обратно в Магдебург.
Глава 8
Он плыл по волнам тихого мелодичного звука, протекавшего сквозь его душу, как вода горного ручья протекает сквозь покорно извивающиеся заросли водорослей. Он не чувствовал своего тела, ему казалось, что он невесом и прозрачен, и неподвижно висит в прохладной пустоте между землёй и небом, и нежная, приятно щекочущая энергия протекает сквозь него сверху вниз и снизу вверх по широкому каналу там, где когда-то был позвоночник. В тихом восторге от этого блаженного состояния, он понимал, что погрузился в нирвану по самую макушку, но думать об этом не хотелось, и он продолжал медленно плыть по волнам волшебного голоса, выводящего затейливую и в то же время простую мелодию, повторяя раз за разом одну и ту же мантру очищения. Он готов был оставаться в этом состоянии сколько угодно, чувствуя его благотворное действие, но совершенно не задумываясь о его целях и последствиях.
— Парни, есть дело! — услышал он рядом возбуждённый звонкий голос.
Волшебный звук дрогнул, сбился и до ушей донеслось недовольное:
— Чёрт! Фарок! Нельзя же так прерывать трансцендентальную медитацию.
— Ладно, я чёрт, я прервал самым грубым образом ваш транс, и можете меня побить за это. Но то, с чем я пришёл, действительно, важно. Юшенг! Эй, ты живой?
Кто-то толкнул его в плечо, окончательно вырывая из глубокого погружения в изменённое состояние, и он снова ощутил себя сидящим на траве в позе лотоса, и затёкшие ноги, и влажные от росы кисти рук и лицо. Он открыл глаза, уже слыша вокруг и внизу, под холмом сердитые голоса остальных мужчин и женщин, вот уже неделю собиравшихся здесь, чтоб присоединиться к медитации под мантры, которые проникновенно пел Антон, выводя их ровно сто шесть раз. Юшенгу было интересно, как он их считает, находясь в состоянии транса, но он никак не мог заставить себя отвлечься и открыть глаза, чтоб посмотреть.
На сей раз, он открыл их и успел увидеть, как Антон сунул в карман длинные чётки, собранное из блестящих яшмовых бусин, похожих на ягоды вишни, наверняка сделанные из ожерелья какой-нибудь влюблённой в него девицы. Они б ему не только бусы за его песни и карие глаза подарили.
Тёмные эльфы обоих полов разочарованно поглядывали на Антона и поднимались с ещё влажной от утренней росы травы. Странный ритуал, привнесённый в их жизнь двумя чужестранцами, очень им нравился, потому что позволял прикоснуться к собственным душам и на целый день наполнял покоем и тихим счастьем, сохранить которое в этом уютном изолированном мирке маленького ормийского поселения было не так уж сложно.
Ворча что-то в адрес Фарока, испортившего то, что они называли тихим молением, они благосклонно кивали Антону и по едва заметной тропе друг за другом уходили обратно в город, чтоб заняться своими делами.
— Не понимаю, как можно сидеть тут в сырости, на ветру, да ещё в такой неудобной позе и часами выть одни и те же странные слова, которые, я уверен, тебе самому не совсем понятны! — возмущался Фарок и, конечно, не испытывал при этом ни малейшего раскаяния.
— Если ты, действительно, собираешься служить в земном космофлоте, то советую тебе уже сейчас начинать с уважением относиться к тем, кто занимается духовными практиками, — проворчал Антон, у которого был слегка ошалевший вид после того,
