бродяга. От него не пахло грязью, мочой или потом. От него не пахло вином или одеколоном. От него вообще ничем не пахло, Тигр. Только легкий, едва ощутимый, аромат – аромат пыли, лежащей прохладным днем на могильных плитах.
- Я плачу лишь за истории, - проворчал Лэйд, стараясь не подавать вида, что эта внезапная перемена тона смутила его, - Даже коровья кровь слишком ценна для того, чтоб обменивать ее на твои выдумки!
Пульче словно не услышал его. Он сосредоточенно гладил когтями цепь, металлический блеск звеньев словно завораживал его.
- Он позвал меня по имени. По настоящему имени, тому, которое, как я думал, я и сам давно забыл. А у меня было много имен даже до того, как я сделался жителем острова. Это был молчаливый сухой джентльмен в старомодном костюме. На жилете у него была серебряная цепочка, которая иногда казалась черной, как уголь. И глаза его… Они тоже меняли цвет, с серого на черный. Он даже не стучал в дверь. Он распахнул ее, как распахивает дверь владелец дома, и молча вошел внутрь с длинными тенями заката на острых узких плечах. И почему-то в этот миг вдруг замолчали даже беспокойные птицы над Олд-Донованом.
Лэйд вновь ощутил тревожный сквознячок. Это ощущение не было ему внове, оно говорило лишь о том, что вокруг происходит что-то, чего происходить не должно. В ящике с персиковым вареньем окажется известь. Вскрытая бочка с гуталином даст течь. Высочившая из пальцев монетка закатится в щель между половиц.
Еще несколько секунд ему потребовалось для того, чтобы понять, источником этого тревожного сквознячка было его собственное беспокойство, но беспокойство лавочника или охотника, другого рода. Беспокойство тюремщика, озабоченного переменой в поведении пленника. Должно быть, что-то подобное должен испытывать и Он…
Пульче отчего-то вел себя не так, как прежде, во время его предыдущих визитов. Не умолял, не клял его страшным трещащим голосом, не пытался вызвать жалость, не валялся в ногах, клянча еще капельку сладкой розовой жижи… Он просто разглядывал цепь – отстраненно и молча.
- Говорят, Почтенный Коронзон ни во что не вмешивается, - произнес Пульче тем же странным тоном, - Никогда не сводит ни с кем счеты, не мстит, не наставляет на истинный путь, не резонерствует. Словом, не делает ничего такого, чем славны прочие губернаторы. Но знаешь… Иногда он все-таки что-то совершает. Он дает советы. Короткие, но мудрые в своей простоте советы. И я получил свой из его уст. Да, джентльмены, получил.
- И какой же? – с нехорошим чувством спросил Лэйд.
- Очень короткий. Очень мудрый, - ломкие хрустящие когти Пульче полировали звено цепи, но глаза его при этом смотрели на Лэйда. С каким-то непонятным выражением, не имеющего аналогов у человеческого лица, - Сделай так, Блоха, - сказал он, - Когда в следующий раз будешь маяться, снедаемый вечным голодом, не превращайся в безмозглое животное, способное лишь грызть в отчаянии камень и стонать от боли. Всякий раз, когда отчаяние и голод будут снедать тебя, бери цепь и перетирай ее в одном месте. Это тяжелый и долгий труд, но и времени у тебя в избытке. Времени, которое ты обычно посвящаешь сладким воспоминаниям о крови, которую когда-то пил, и еще более сладким – о предвкушении того дня, когда ты вонзишь жало в тело человека, который предал тебя и который ныне называет себя Лэйдом Лайвстоуном. Растяни одно из звеньев, чтоб получился зазор. А потом замажь его глиной, разведенной с металлической пылью. Так сказал мне Почтенный Коронзон, попечитель Олд-Донована.
Безмозглый старый Тигр…
Лэйд сделал шаг назад, медленно поднимая трость. Даже с металлическим наконечником она едва ли походила на клинок, а против распластавшегося Пульче и вовсе выглядела не более опасной, чем зубочистка в клубном сэндвиче. Но никакого иного оружия у него не было.
В тусклых выпученных глазах чудовища медленно съежились зрачки, превращаясь из клякс в крошечные ртутные сферы.
- Будь я в своем обычном состоянии, не внял бы этому мудрому совету. Как ты верно заметил, я животное и, пребывая в голоде, впадаю в глухое уныние. Однако… Помнишь, я рассказывал о том, до чего тяжело сберечь кровь, этот драгоценный человеческий сок? Она недолговечна, капризна, быстро сворачивается, испаряя из себя ту силу, которая некогда была заключена. Раньше у меня не хватало терпения закончить свои опыты в этом направлении. Я всегда был слишком нетерпелив, слишком жаден… Но тут… - между костяными наростами жала впервые мелькнуло подобие языка, похожий на слизняка сизый отросток, усаженный крохотными миниатюрными иглами, загнутыми наподобие рыболовным крючкам, - Ты даровал мне возможность попрактиковаться, Тигр. И я практиковался, используя сохраненные вещества и реактивы. Это тоже был тяжелый и долгий труд. Мне удалось сохранить часть крови того бродяги. Не всю, но некоторое ее количество. Она была зловонной, от нее несло, как от помоев, но я растягивал ее несколько месяцев, не давая искре разума зачахнуть в теле голодного животного. И все это время тер цепь. И знаешь, что?
Лэйд сжал трость обеими руками, выставив перед собой, точно пику. Его поза была устойчива, ноги широко расставлены, локти напряжены, однако сам он отчего-то этой устойчивости не ощущал. Напротив, трухлявый пол под ногами поплыл, точно шаткая корабельная палуба, а где-то в низу живота болезненно надулся мочевой пузырь.
- Ты слишком долго рядился в тигриную шкуру, Лэйд, - скрежещущий голос Пульче на миг показался ему почти мягким, почти ласковым, - Ты забыл свои старые имена. Слишком долго был лавочником. Знаешь, мне кажется, твоя кровь будет жидкой и вонючей, как несвежее масло.
Звено цепи, которую сжимали когти Пульче, лопнуло, беззвучно рассыпавшись мелкими глиняными осколками.
***
Кажется, он не успел даже толком испугаться. Не было времени. Мышцы вдруг онемели, но не так, как немеют обычно перед схваткой, наливаясь силой и горячей кровью, а как-то болезненно, точно по ним пропустили слабый гальванический разряд, враз обессиливший их. Может, поэтому шаг в бок, который должен был увести его с линии атаки, высчитанный и гибкий, как у фехтовальщика, шаг, оказался коротким, порывистым и бесполезным.
Возможно, он и помог бы ему, нападай на него зверь, существо, чьи древние инстинкты следуют раз и навсегда заложенной
