возродится. Эти люди боялись смерти, но верили, что она не окончательная. Потому и была столь бурная реакция на сожжение сердца и лишение преступника права когда-нибудь появиться вновь.
Лишь попробовав сок забродивших ягод, ужасный на вкус, я отправился спать. Сидеть посиделки не хотелось.
— Великий, возьми меня своей женщиной! — в полный голос сказала женщина, в хижине которой мне выделили место для сна.
Я еще не успел и приготовится ко сну, как меня озадачили.
Срубная полуземлянка была пропитана копотью, а воздух внутри ее был спертым и с большим количеством углекислого газа. В жилище, примерно четыре на пять метров, в углу спала еще одна женщина, чуть постарше той, которая решила лишить меня сна. Там же были трое разновозрастных детей. Они располагались вдали от очага, возле которого было мое место. Спать здесь — это признание за гостем высокого статуса.
— У меня есть женщина, — отвечал я при тусклом свете чуть горящего очага.
Получилось рассмотреть женщину Она была грязной, неприятной. Судить о красоте не стал бы, руководствуясь лишь тем принципом, что некрасивых женщин не бывает. Но выпить пришлось бы немало. Словил себя на мысли, что при встрече с Севией она также была грязной, но мне казалась милым «чумазиком». Так что не степень чистоты женщины отвращала, а сама дамочка.
— Нашего мужа, — женщина посмотрела на спящую в углу свою коллегу по семейным делам, — убили. Теперь мы обречены на голодную смерть.
— Перебирайтесь ко мне в общину, работа найдется! С голоду умереть не дам, — сказал я.
В тот момент я не подумал, сколько таких безмужних может оказаться в племени и что мне с ними делать, если толпа вдов, да с детьми, припрется в общину. На прополку всех выставлять? А мне, как бы это ни звучало двусмысленно, нужны мужики.
Глава 22
Глава 22
Возвращение домой было будничным и крайне быстрым. Мы плыли, почти что налегке. Два плота оставались в селении Рысей, как и многие из тех воинов, что прибыли покарать Морвага. Да не возродится его душа никогда более!
Кроме воинов Вара, как и его самого, были взяты так же четыре раба. У меня теперь есть персональный раб! Я чертов рабовладелец. У меня с ориентацией все нормально, но на роль своего раба я выбрал именно мужчину. Именно мне был предоставлен выбор из двух женщин и двух мужчин. Женщины были не чтобы и некрасивы, может, если помыть, да приодеть, так и симпатичные, но мне нужен раб-мужчина. При этом он был более остальных жилист и выглядел трудоспособным.
Были ли терзания по поводу того, что стал рабовладельцем? Рабство — это же плохо? Никаких сомнений, что поступил правильно. Да и мой раб был рад подобному стечению обстоятельств. Как я уже говорил, в этом мире, даже больше религиозного, правит балом культ еды. Стоило поклясться, что буду своего невольника кормить, с некоторыми оговорками, как раб поклялся слушать меня всегда и во всем.
Отдельно стоит сказать про рабство. В университете меня учили, что есть патриархальное и классическое рабовладение. Классическое — это то, что было в Греции, Риме, где раб был даже менее ценным, чем лошадь или мул. Причем ценность эта была только в области материального. В трактатах римских философов Катона и Варрона рабы указываются как бездушное безвольное имущество и там же даются инструкции по их беспощадному использованию. Это классическое рабство.
На Востоке раб может сесть за один стол со своим хозяином, жениться, даже возражать. Он не то, чтобы равный, но человек. Работает, за что ждет хорошего к себе отношения.
Вот и здесь было то самое патриархальное рабство. Я, даже как верховный жрец, был обязан дать клятву, что буду заботиться о своем рабе, кормить его, предоставлю место для ночлега и прочее, и прочее. Быть рабом для некоторых людей — вполне неплохой вариант существования. Что делать мужчине без поддержки рода, при отсутствии бойцовых качеств, прежде всего, характера? Идти в рабы и закрыться от всех внешних раздражителей статусом хозяина. Случись что, то я должен защитить своего раба. Между тем, я имею право наказать, а вот убийство будет порицаться обществом, хотя не так чтобы и слишком.
И все равно рабов убивают. Как бы для меня, человека из будущего, ни казалось кощунственным, их еще и едят. Многие правила меняются или на них закрываются глаза, когда приходит он, тот, которого боятся более всего — ГОЛОД.
Сложности вызвало то, что у моего раба нет имени. Предыдущий хозяин, а это был старший воин одной из звезд Морвага, звал моего раба «Расх», по сути это слово и означает «раб». Я же решил подарить своему рабу имя «Стасик».
Был у меня в школе один поц, имя которому Стасик, мразота редкостная. Сын главного прокурора области, да еще весь такой положительный, аж тошнило. Стасик — чемпион города по кикбоксингу, Стасику роль Ромео в школьном спектакле давали, Стасику разрешили целовать в этой постановке красотку Вику, которая играла Джульетту. А мне досталась роль Меркуцио, которому, чуть ли ни в начале пьесы, быть заколотым Мишкой Тимоховцевым, который играл Тибальта. При всей своей положительности, Стасик был, что ни на есть, вонючим говном. Это сполна ощутила и Вика, близостью с которой Стасик не преминул похвастаться перед всей нашей жлобско-мажорской школой.
В десятом классе Вика была близка со Стасиком, когда тот пригласил ее домой, папиным коньяком подпоил и воспользовался. Фотографиями своей подлости после хвастался всей школе. Вика перевелась в другую школу, даже не сообщая причину руководству школы, чтобы не подымать скандал с, казалось, всесильным Стасиком.
Первоначально идея назвать раба Стасиком показалась вершиной остроумности. Однако, мой Стасик… как же это пошло звучит «мой»… был исполнительным и участливым. С таким Стасиком можно не на шутку облениться. Все, что я должен был сделать для себя, теперь прилежно исполнялось Стасик. Он нес мою поклажу, он нашел часть стреляных гильз, которые не смог найти я, он чистил рыбу, когда я решил остановиться на реке в полпути до общины и словить увесистого судака с полуторакилограммовым окунем. Между тем, понемногу, но я проникался даже уважением к этому человеку. В какой-то момент я назвал его «Станиславом». Вот только в этом времени не было полных и сокращенных имен. И, если ты Стасик, то не быть тебе никогда Станиславом. Поэтому он и не отозвался на это имя. Ну а я не стал
