кураторства прямо в руки «Видного лица» означает, что это даже и не понижение, что это просто перенос всей проблемы на более высокий уровень.
«Видное лицо» взяло его под руку, шепнуло на ухо: «Рад, пиздюк?» – и подтолкнуло со смешком локтем в бок.
– Не скрою, рад, – сказал Марлен Михайлович. – Решение мудрое. В этот момент мне будет полезнее быть там. Ну и Вера, знаешь… она ведь умница, очень поможет…
– Нет, брат, жена тебе там только обузой будет, – усмехнулось «Видное лицо». – В Тулу-то со своим самоваром? Эх, Марлуша, я тебе даже немного завидую. Вырвусь на недельку, погуляем?
Марлен Михайлович заглянул в глаза «Видному лицу» – своему новому непосредственному шефу, и понял, что дискутировать вопрос о Вере Павловне и ребятах бессмысленно – уже обсуждено и решено: «якоря» у Марлена Михайловича должны остаться дома. Что же, после дела Шевченко можно понять беспокойство иных товарищей, даже и по поводу людей высокого ранга.
– Гарантирую, что погуляем неплохо. – Марлен Михайлович улыбнулся в духе «баньки».
– Нельзя мне, – с искренней досадой сказало «Видное лицо». – Заметный я. Там ведь в «баньке» небось не спрячешься?
– Не спрячешься, – подтвердил Марлен Михайлович. – Вездесущая пресса. Сумасшедшее телевидение.
– Ты и сам смотри, – строго сказало «Видное лицо».
– Можешь не волноваться, – сказал Марлен Михайлович.
Они дошли до конца пустынного коридора и сейчас стояли на краю зеленой ковровой дорожки. Перед ними была только белая стенка и бюст Ленина, выполненный из черного камня и потому несколько странный. «Видное лицо» положило руку на плечо Марлену Михайловичу.
– Ну а маму свою Анну Макаровну Сыскину ты напрасно от общества прячешь. Таких, как она, коминтерновок, считаные единицы остались.
Марлен Михайлович ответил своему покровителю бледной благодарной улыбкой.
XII. Старая Римская дорога
Старт Антика-ралли обычно давался в Симферополе у истоков Юго-Восточного фривея, но до начала древней дороги Алушта – Сугдея спортсменам предоставлялось право выбора: можно было устремиться к промежуточному финишу по стальной восьмирядной дороге, проносящейся, как стрела, мимо самой высокой крымской горы Чатырдаг, и можно было при желании покинуть фривей по любому из десяти съездов и попытать счастья на запутанных асфальтовых кольцах внизу. Главная цель каждого участника – выскочить раньше других на старую дорогу, ибо там на ее серпантинах каждый обгон превращался едва ли не в игру со смертью. Конечно, семьдесят километров прямого фривея для любого водителя, казалось бы, благодать, жми на железку да и только, но там, на фривее, между гонщиками начиналась такая жестокая позиционная борьба, такая подрезка, такое маневрирование, что многие выбывали из соревнований, влепившись в барьеры или друг в друга, и потому наиболее хитроумные предпочитали покрутить по виражам асфальтового лабиринта мимо Машут-Султана, Ангары, Тамака, чтобы вынырнуть перед носом ревущей разномастной толпы машин уже в Алуште и устремиться сразу на Демерджи по самой Антике, волоча за собой хвост гравийной пыли, которая сама по себе доставляет соперникам мало удовольствия.
Лучников и Новосильцев разработали хитрый план. Граф нырнет в первый же «рэмп» и исчезнет из поля зрения, а Андрей постарается на своем «турбо» снизить скорость основного потока машин на фривее насколько возможно, будет подрезать носы лидерам, менять ряды, неожиданно тормозить. Если граф выскочит первым на Антику, его не удастся обставить ни Билли Ханту, ни Конту Портаго, не говоря уже о местных гениях.
Прибыли и на этот раз лучшие гонщики мира, не меньше десятка суперзвезд, десятка три просто звезд, а остальные все звездочки, но горящие ярчайшей дерзостью и честолюбием. Всего к старту было допущено девяносто девять машин. «Сто минус единица» – рекламные цифры для маек, курток, сигарет, напитков… На громадном паркинге возле «Юго-Востока» разномастные машины всевозможных марок проверяли тормоза и рулевые управления, постепенно занимали места на линии старта, откуда вся ревущая масса низвергнется на фривей. За линией старта кипела многотысячная толпа. Трибуны вокруг статуи Лейтенанта были переполнены шикарной публикой. Вертолеты телевидения висели над площадью. Повсюду сновала пресса, папарацци и камерамены. Антика-ралли давно уже стали в Крыму чем-то вроде национального праздника. Он объединял всех и в то же время обострял соперничество между этническими группами: татарам, конечно, хотелось, чтобы выиграл татарин, англо-крымчане делали ставку на своих, врэвакуанты, то есть русские, рассчитывали на своих героев и так далее… В последние годы на Антика-ралли побеждали международные «тигры», вроде присутствующих сейчас Билли Ханта и Конта Портаго.
У Билли Ханта, белозубого, медного от загара красавца, машина так и называлась «хантер», то есть охотник. Трудно было определить, какая модель взята за основу этого чудовища. Вдоль корпуса ее красовались значки разных фирм: «Альфа-Ромео-трансмиссия», «Тормоза Порше», «Мустанг-карбюрейтер»… и за каждый такой значок фирмы отваливали Ханту огромные премии, но тот плевать хотел на деньги. Билли был настоящий фанатик автоспорта, или, как в Москве говорят, задвинутый. Всякий раз к каждой гонке он сам конструировал своих «охотников», заказывая фирмам разные узлы по собственным чертежам. Жизнь вне автоспорта проходила для Ханта чем-то вроде череды туманных миражей. В него влюблялись мировые красавицы, вроде миллионной модели Марго Фитцджеральд, и он снисходительно принимал их любовь, но не успевали журналы осветить медовые денечки, как тут же им приходилось описывать разрывы: красотки не выдерживали головокружительной жизни Ханта, а тот, не задумываясь, отдал бы их всех за одну-единственную свечу зажигания. Кстати говоря, Билли называл своих лошадок «охотниками» неспроста. На всех гонках он выбирал жертву, лидера, начинал за ним охоту, шел на хвосте, бесил бесконечным плотным преследованием, а потом, недалеко уже от финиша, «брал зверя».
Конт Портаго, худой и надменный юноша (впрочем, ему исполнилось уже 36 лет), был гонщиком совсем другой манеры. Он как бы никого не замечал в своей «испано-сюиза-фламенко» серебряно-серой окраски, он как бы боролся только со временем, его волновала только скорость, и он только лишь слегка кривил тонкие кастильские губы, когда кто-нибудь «путался под ногами». На нескольких последних гонках вот он-то как раз и оказался добычей «охотника» Ханта, однако все равно как бы не замечал его и никогда не комментировал свои поражения. Личная жизнь Конта оставалась для прессы загадкой.
Лучников сидел за рулем своего «Питера», стоявшего уже на линии старта, и спокойно смотрел, как репортеры кружатся вокруг «хантера» и «фламенко». Вокруг него тоже шла напряженная работа средств массовой информации. Сенсацией было уже то, что сорокашестилетний издатель влиятельной газеты участвует в гонке. Еще одной и, пожалуй, еще большей сенсацией были надписи на его бортах: «СОС! Союз Общей Судьбы! Присоединяйтесь к СОСу! СОС!» Несколько человек подлезали с вопросами, совали в окно микрофончики, но Лучников отодвигал их ладонью и спокойно курил. Разумеется, загадочно улыбался. Это необходимо – загадочная
