– Слава богу, что она прекратила играть в догонялки, – заметила Лорен, указывая на облака пара из перегретого радиатора, клубящиеся над капотом. – Мы бы долго не протянули.
– Не стала бы она так поступать ни с того ни с сего, – с сомнением покачал головой Питт, разглядывая темные окна особняка. – Боюсь, тут какая-то ловушка.
– И что будем делать, шериф? – спросила Лорен. – Командуем отход?
Питт бросил на нее хитрый взгляд:
– Ни в коем случае! Сейчас ты просто подойдешь и позвонишь в дверь.
Лицо ее казалось призрачным в свете уличного фонаря.
– Черта с два!
– Я почему-то так и думал, что ты откажешься. Ладно, придется самому подсуетиться. – Питт открыл дверцу и вышел из автомобиля. – Вот мой спутниковый телефон, держи. Если через десять минут не вернусь, вызывай полицию и извести Сэндекера. А если услышишь малейший шум или заметишь какое-то движение – немедленно уезжай. Ясно?
– А почему просто не позвонить в полицию и не сообщить о взломе?
– Потому что я хочу оказаться там первым.
– У тебя хоть оружие есть?
Губы Питта разошлись в широченной ухмылке.
– Да слыханное ли дело – возить оружие в восстановленном антикварном автомобиле? – Он открыл бардачок и вытащил увесистый фонарик. – Этого вполне достаточно. – Наклонившись к Лорен, он поцеловал ее и слился с окружающей дом темнотой.
Фонарь он пока включать не стал. Хватило рассеянного света от городских огней и уличного фонаря, чтобы найти проход по узкому мощеному бордюрчику к заднему фасаду дома, выглядевшего таинственным и безмолвным, словно замок с привидениями. Особняк окружал ухоженный дворик, увитые плющом высокие кирпичные стены отделяли его от соседних зданий. Там тоже было темно – обитатели их спали в блаженном неведении.
Питт на девяносто девять процентов не сомневался, что в доме имеется система сигнализации, но, поскольку своры кровожадных сторожевых псов поблизости не наблюдалось, он и не пытался прятаться, а, наоборот, надеялся, что воровка и ее сообщники покажутся сами. Подойдя к двери черного входа, он с удивлением обнаружил, что она открыта. И запоздало сообразил, что птичка влетела в переднюю дверь, а вылетела через заднюю. Проклиная себя за беспечность, Питт со всех ног бросился к гаражу, выходившему в переулок.
Внезапно ночную тишину разорвал рев двигателя мощного мотоцикла. Рванув на себя дверь гаража, Питт вломился внутрь. Выездные ворота были уже распахнуты. В седле громоздилась человеческая фигура в черной меховой накидке и кожаных штанах. Водитель уже завел мотор и собирался выжать сцепление и дать газ, но в этот момент Питт коршуном обрушился на него, обхватив руками за шею.
Лорен не ошиблась: тело противника оказалось слишком легким и мягким для мужчины. Оба рухнули на пол, при этом Питт оказался сверху. Мотоцикл повалился набок и заелозил по бетонному полу, визжа задней шиной. Он описал полный круг, пока не сработал предохранительный выключатель, вырубивший двигатель. Продолжая двигаться по инерции, тяжелая машина налетела на сплетенные в схватке тела. Переднее колесо ударило женщину в лоб, а рукоятки руля, будто бычьи рога, вонзились Питту в бедро. Кости, по счастью, остались целы, но здоровенные синяки были обеспечены.
Превозмогая боль, он поднялся на колени и поискал глазами оброненный перед броском фонарь. Подполз к нему, поднял и направил луч на неподвижное тело рядом с мотоциклом. Взору его предстала изящная женская головка в обрамлении длинных светлых волос. Питт перевернул ее на спину и осветил лицо.
Над бровью наливалась огромная шишка, но черты лица были ясно различимы. Женщину здорово оглушило, она была без сознания, но жива. Питта ее облик потряс настолько, что он едва не выронил фонарь из руки, никогда прежде не дрожавшей вплоть до этого момента.
Медициной доказано, что кровь не может похолодеть – разве что ввести в кровеносную систему ледяную воду. Тем не менее Питт почувствовал, что его сердце гонит жидкость на пару градусов ниже точки замерзания. Голова внезапно закружилась, он покачнулся на коленях, все поплыло у него перед глазами, и сама атмосфера в гараже как будто сгустилась до жидкой консистенции, усугубляя овладевший им ужас. Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда, но лицо лежащей перед ним в обмороке женщины было знакомо ему до мельчайших подробностей.
Глядя на него широко раскрытыми невидящими глазами, на него в упор смотрела та самая женщина, что “похлопала” его по плечу в корпусе затопленной подлодки.
26
Адмирал Сэндекер, в отличие от многих высших чиновников или корпоративных боссов, на совещания всегда приходил первым. Он предпочитал заранее разобраться со всеми предварительными данными, чтобы потом работа шла максимально эффективно. Такой стиль он выработал еще во времена пребывания на командных должностях в Военно-морском флоте.
Хотя в его распоряжении имелся большой конференц-зал для приема почетных гостей, ученых и правительственных чиновников, совещаться в узком кругу он предпочитал в небольшой комнате рядом со своим кабинетом. Эта комната была для него как бы укрытием внутри укрытия, ее обстановка действовала на него успокаивающе и стимулировала умственную активность. На бирюзовом ковре стоял двенадцатифутовый стол для заседаний, вокруг – плюшевые кресла. Стол был сделан из фрагмента корпуса шхуны девятнадцатого века, когда-то затонувшей в глубоких водах озера Эри. Настенные панели красного дерева украшали картины на темы исторических морских сражений.
Сэндекер правил НУМА твердой рукой, слывя чем-то вроде просвещенного диктатора. Он мог учинить жестокий персональный разнос любому из подчиненных, но, если его сотрудники попадали в передрягу, не останавливался ни перед чем, чтобы выручить их из беды. Когда-то его лично выбрал президент США, чтобы с нуля организовать Морское агентство. И Сэндекер создал организацию с широчайшим охватом деятельности, со штатом в две тысячи сотрудников, которые прозондировали каждый пик и каждую впадину на дне морском. НУМА весьма уважали во всем научном мире, и редко когда бюджетные запросы Агентства отклонялись Конгрессом.
Адмирал, фанат физических упражнений, поддерживал в рабочем состоянии свое шестидесятидвухлетнее тело, не обремененное ни граммом лишнего жира. Невысокого роста – всего на несколько дюймов выше пяти футов, – поджарый, подтянутый, с огненно-рыжей шевелюрой и остроконечной бородкой, он взирал на мир пронзительными карими глазками, от которых, казалось, ничто не могло укрыться Выпивал адмирал редко, в основном на парадных банкетах в Вашингтоне, и единственным его серьезным пороком было пристрастие к хорошим сигарам, большим и ароматным, табак для которых специально для него собирало и сворачивало в строгом соответствии с его запросами одно маленькое семейное предприятие в Доминиканской Республике. Гостям адмирал своих сигар никогда не предлагал и потому бесился до невозможности, когда видел, как Джиордино курит точно такую же сигару. При этом он ни разу так и не смог обнаружить ни малейшей убыли в своих личных запасах.
