свыкнуться с мыслью, что их завоевали какие-то грязные варвары-кочевники, которых они, просвещенные, привыкли считать низшими народами. Как это могло произойти, не укладывалось в их головах, казалось сверхъестественным, мистическим. А все непонятное страшит.
Разумеется, обе стороны - и победители, и побежденные - не испытывали ни малейшего доверия друг к другу. И если уж говорить прямо, хазии до икоты боялись дикарей. Ведь те, несмотря на то что обещали в случае добровольной сдачи помилование, могли в любую минуту превратиться в разъяренных зверей. И тогда все вмиг обернется кровавой резней.
Однако даже страшное становится привычным, страх притупляется и уже не мешает мыслить. Древняя мудрость говорит: «Все, что не убивает, делает сильнее». Так и великий эмир Керканда тоже пришел в себя и успокоился. Раз его не казнили в первые минуты, значит, все еще может обернуться в его пользу. Он собирался бороться за власть, но своими, тонкими, цивилизованными методами. И когда наутро после знаменательного дня был назначен большой совет в тронном зале, он был к нему готов.
Не готов оказался Микдад только к одному.
Хан Тэмир шел твердой поступью и просто лучился той непередаваемой энергией, которую может дать только страстная ночь с любимой. Эмиру казалось, от него «пахнет» ЕЮ, женщиной, которая ему так и не досталась. Досада и запоздалая ревность сдавили горло мужчины.
Микдад скрипнул зубами, однако на лице его не отразилось ничего, кроме подобия кривоватой улыбки. Он уже знал, о чем будет говорить с варварами в первую очередь.
Власть.
Волевым усилием он отсек все остальное.
Но чтобы сохранить власть, ему нужно было действовать осторожно. Стальной клинок в бархатных ножнах, вот что эмир Микдад называл дипломатией. Он прекрасно понимал, для чего степняки сохранили ему жизнь и как собираются использовать.
И собирался использовать их тоже.
Обернуть против них их слабости.
Потому что против своей природы не пойдет никто. Кочевники не возделывают землю, не строят домов. Их дом - степь. Они не смогут жить в каменных стенах городов, не станут заниматься земледелием. Значит, они возьмут дань и уйдут. В этом эмир был уверен, как в том, что завтра снова взойдет солнце.
И вот тут и начинались тонкости. Дать им дань и при этом не дать ничего. Он это мог. Никто не знает ресурсов Керканда и состояния казны лучше него. Если он сохранит и сосредоточит ресурсы страны в своих руках, он сохранит власть.
Что может быть нужно дикарям, живущим в шатрах?
Прежде всего, эмир понимал, что нужно создать у них ложное представление, обмануть, приуменьшить богатства своей страны. И им дать немного золота (этим эмир, так и быть, готов был поступиться) и сколько угодно наложниц.
Глядя на хана и по-прежнему испытывая отголоски досады и ревности, эмир начал свою речь. Но все пошло не так.
Этот хан Тэмир оказался слишком хорошо осведомлен о состоянии дел в Керканде. Ему было известно, чем богата каждая провинция, даже промыслы и ремесла. Слушая это, Микдад в очередной раз испытал острое желание удавить вождя даулетов. Однако за тот короткий срок, что даулеты жили на землях хазиев, мерзавец Джейдэ просто не смог бы успеть разведать все так глубоко и подробно.
Микдад не удержался и спросил хана, откуда у него столь полные сведения.
- Я жил в Керканде семь лет, - просто ответил тот.
Эмир замолчал, понимая, что отстоять свои позиции будет гораздо сложнее. Но кто ж мог знать... Однако ему надо было сохранить лицо.
- Что ж, в таком случае, я надеюсь, великий хан Тэмир не откажется принять в дар золото и самых прекрасных наложниц? - спросил Микдад.
Среди степняков послышался короткий ропот одобрения, эмир воодушевился. Кажется, он не ошибся. Хан Тэмир проговорил, глядя ему в глаза:
- Ты предлагаешь в дар то, что мне и так принадлежит.
У Микдада невольно сжались кулаки, он еле заставил себя распрямить пальцы и спросил, пытаясь сохранить остатки спокойствия:
- Так чего же ты хочешь?
Когда хан варваров заговорил, эмир был потрясен. Он хотел мастеров. Разнообразных! Ткачей, гончаров, строителей! Военных инженеров, а также тех, кто умеет прокладывать каналы и арыки.
- Но зачем?!
- Я хочу основать город.
- В степи?! - вырвалось у эмира. - Ты безумец!
Хан Тэмир едва заметно усмехнулся:
- Мне не раз это говорили. - А потом обратился к тому старику, что сидел рядом каменным изваянием и пялил на эмира свои пустые глазки-щелки. - Забу-Дэ, тебе решать, какую взять дань золотом, наложницами, лошадьми и оружием.
Встал и направился к выходу. Микдада сотряс взрыв бессильной ярости. Вот так проиграть было невозможно! Было еще кое-что важное для любого мужчины. Его женщина. Он язвительно усмехнулся и бросил уходящему варвару в спину:
- Как себя чувствует прекрасная ханша Алия?
Укол достиг цели! Мужчина замер и медленно обернулся. Эмир впился взглядом в его лицо, ища досаду, гнев, ревность. Но так и не нашел.
- Она благодарит тебя за оказанное гостеприимство, - проговорил степняк и повернулся к нему спиной.
В этот момент Микдад чувствовал себя уничтоженным. А вокруг него сидели эти шакалы, и ему еще предстоял с ними омерзительный и унизительный торг.
- Вэ-э? Что ты сказал про золото, эмир? - проскрипел старик, когда хан Тэмир покинул зал. - Я поставлю свой шатер в саду, принесешь туда золото. И наложниц пришлешь тоже. Пусть помоют меня, кхе-кхе! И постригут мне ногти на ногах.
Глава 37
Вроде бы все закончилось, но Аля так нервничала, что еле дождалась того момента, когда Тэмир вернулся из города. Как только он вошел в шатер, обняла его за талию, прижалась всем телом и не хотела отпускать. А он едва слышно смеялся и гладил ее ладонями по спине.
Наконец выпустила, ему же надо поесть и отдохнуть.
- Как прошел совет? - спросила она осторожно, пока Тэмир снимал верхнюю одежду.
Хотелось совсем о другом, но Аля не стала. Прежде о делах. Понимала, что сложностей тут слишком много. Все так зыбко, один неверный шаг - и война снова вспыхнет. А она так устала от войны, хотелось покоя, мира.
- Торговля, - пожал он плечами. - Как я и думал, эмир пытался нас надуть.
Аля невольно усмехнулась.
- Да, он великий мастер надуть и пыль в глаза пустить.
- Он... спрашивал, как ты себя чувствуешь, - Тэмир обернулся немного резче, чем это нужно было,
