врага Лемана, а голоса северян у вас и без того в кармане… Правильно? По глазам вашим вижу, граф, что не ошибся! Вы давно ненавидите меня, и теперь представился такой удобный случай! Грех не воспользоваться…
Продолжая улыбаться, Хольг подошел к столу и, отрезав небольшой кусочек копченого мяса, наколол его на золоченую двузубую вилочку.
– Вы как хотите, а я проголодался, – сказал он Шруберту. – Жаль, что не можете составить мне компанию: ароматы просто божественные!
С этими словами он отправил мясо в рот и принялся с аппетитом пережевывать.
Хранитель Печати стиснул кулаки. Больше всего ему хотелось выйти, громко хлопнув дверью. Но чувство самосохранения – то самое, которое заставило согласиться с женой и все-таки приехать сюда, – властно приказало оставаться на месте.
Хольг нарочито неторопливо отрезал и проглотил второй кусочек, затем с видимым удовольствием отпил янтарно-золотистого вина из высокого хрустального кубка.
– О-о-о, просто превосходно! Мастер Кайенн знает свое дело, вино под стать мясу…
– Сударь, не тяните! – не выдержал Шруберт, лицо которого медленно, но верно принимало желтовато-багровый оттенок. – Зачем вы меня сюда позвали?!
– Что же, на прямой вопрос – прямой ответ. Для того, любезный граф, чтобы предложить вам союз.
В первую секунду Хранителю Печати показалось, что он ослышался.
– Союз?!
– Вот именно.
– С вами?!
– А вы видите здесь еще кого-то? – с наигранным удивлением оглянулся по сторонам Хольг.
– Да вы… Вы бредите!
– Никоим образом. Я хочу предложить вам честную и взаимовыгодную сделку.
– Сделку! – яростно взревел Шруберт, уже не в силах сдерживаться. – Вот она, ваша презренная сущность! Вы даже говорите как торгаш!
– Не волнуйтесь так, граф! Это вредно для вашей печени, – с притворным беспокойством отозвался Хольг.
– Оставьте мою печень в покое!
– Хорошо, если вам так угодно… Но почему, позвольте спросить, идея союза привела вас в такой гнев?
– И вы еще спрашиваете?!
– Да, мне очень хотелось бы узнать, за что вы меня так ненавидите! Что я вам сделал?
– Милостивые боги! Этот человек или сошел с ума, или лишился последних остатков стыда и совести, если задает подобный вопрос!
– Граф, я не стану отвечать вам в том же тоне, хотя это было бы только справедливо. Но меня действительно интересует: чем я заслужил вашу ненависть?
– Чем?! Разумеется, не только вашими занятиями, которые порочат звание дворянина и устои Империи…
– Погодите! Вы имеете в виду мои увлечения книгами, науками и изобретательством?
– Конечно же! А главное – занятие торговлей! Святые угодники, да если бы ваш батюшка встал из гроба…
– Оставьте в покое моего отца, мир его праху! Можете ли вы сказать, в каких именно законах Норманна или главах Священной Книги дворянину запрещено заниматься всем перечисленным?
– Э-э-э…. – побагровевший Хранитель Печати осекся.
– Уверяю, такого запрета нет нигде. Неужели вы думаете, что я рискнул бы пойти против законов Империи или религиозных догматов?
– Может быть, прямых запретов и нет, но это ничего не меняет. Абсолютно ничего! Люди благородного происхождения никогда, повторяю, никогда не занимались тем, что испокон веку было уделом низших сословий!
– Ну, так надо же когда-нибудь начать! – усмехнулся Хольг. – Ладно, не буду с вами спорить. Из ваших слов я понял, что это – далеко не главная причина…
– Вот именно, далеко не главная! Если бы ваша вина заключалась лишь в неподобающем поведении, с этим еще можно было смириться. Во всяком случае, вы заслужили бы презрение, но не ненависть. А вот то, что случилось с моей племянницей…
– Продолжайте, граф! – голос Хольга как-то странно зазвенел, а глаза прищурились.
Шруберт, тяжело дыша, оперся о высокую резную спинку стула, будто его ноги внезапно ослабли.
– Ее смерть, страшная и безвременная, на вашей совести, и этого я вам никогда не прощу. Слышите? Никогда!
Хольг несколько секунд, бесконечно долгих и зловещих, молча смотрел на Хранителя Печати.
– Разве вы не читали Священную Книгу, граф? – тихо спросил он наконец. – Там ясно сказано, что справедливость – одна из главных добродетелей. Вас ослепил гнев, ваш разум затмило горе, но даже в гневе и горе надо быть справедливым!
– Я любил ее, как родную дочь! – выкрикнул Шруберт, будто не расслышав слов Хольга. – Она могла быть счастлива, могла прожить долгую и безмятежную жизнь, дожить до преклонных лет! Увидеть правнуков! Разве она этого не заслуживала?! Красавица, умница, ангел во плоти, чистейшее существо, безупречное во всех отношениях…
– Да-да, конечно… – пробормотал Хольг. Его пальцы несколько раз судорожно сжались, а лицо стало чуть заметно подрагивать.
«Старый идиот с больной печенью, – подумал он, невероятным усилием воли сдержав вспышку обжигающего гнева. – Что бы ты сказал, оказавшись на моем месте, увидев голую прыщавую задницу между раскинутых ножек этого самого ангела?»
– Вам досталось сокровище, а вы не уберегли его! Вы не додумались до самой простой, элементарной вещи, которая пришла бы в голову даже последнему деревенскому олуху: приставить к ней охрану! Будь в том доме хоть несколько стражников… Я и впрямь ненавижу вас! И буду ненавидеть всю жизнь, пока нахожусь на этой земле! Вы виновны в ее смерти, это так же верно, как если бы вы сами, своими руками задушили ее!
Хольг невольно вздрогнул.
– Ваше горе вполне понятно, граф, – переведя дух, с заметным напряжением в голосе сказал он. – Хотя, должен заметить, даже ее родители ни в чем меня не упрекали, более того – выражали соболезнования!
– Это их право! – отрезал Шруберт.
– Да, безусловно… Но, позволю напомнить, ведь у вас есть еще одна племянница, ее двоюродная сестра. Почему бы вам не принять участие в ее судьбе, не окружить заботой, не устроить брак с каким-нибудь достойным дворянином, наконец? Может, ваша боль тогда утихла бы.
– Вы еще смеете издеваться над моим горем?! – Хранитель Печати взглянул на Хольга с такой злобой, что, если бы взглядом можно было убивать, граф упал бы бездыханным. – Ведь вам, сударь, прекрасно известно, что девочка, потрясенная ужасной смертью кузины, отреклась от мирских благ и посвятила свою жизнь богам. Она ушла в монастырь, чтобы до конца своих дней молиться за упокой ее невинной души…
– Очень достойное решение! – воскликнул Хольг, приложив ладонь к сердцу. – Какое благородство, какая самоотверженность! Кстати, любезный граф, не подскажете ли, что это за монастырь и где он находится?
– Зачем вам это знать? – насторожился Шруберт. – Что вам нужно от бедной девочки?
Хольг, сделав паузу, снова отпил вина из кубка.
– Потрясающий вкус… – пробормотал он. – Жаль, что в монастыре таких напитков не подают. Сестры ведут жизнь праведную и умеренную, насколько мне известно. Пища – самая простая, без изысков и излишеств, вместо вина – вода.
– Я еще раз
