Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 133
– Мордух приходил с предложением.
– Чтоб его черти взяли! Не упоминайте при мне это имя!
– Нет выхода, дорогой тесть, никто другой не предложит нам ничего лучшего в такие времена.
– Так что этот сукин сын предлагает? Что он говорит, ворюга?
– Он предлагает купить лавку.
– Я не продам!
– Папа, пойми, – увещевала его Рахелика, – если мы не продадим, то все равно потеряем лавку. Нет товаров – нет покупателей. Лавка будет стоять запертой. С чего мы будем платить налоги? С чего будем жить?
– Эта лавка – гордость семьи, – сказал Габриэль. – Во всем Иерусалиме не было и не будет подобной. Моя мать и твоя бабушка Меркада не простит мне, если я продам лавку.
– Я уважаю нону Меркаду, но, папа, когда она в последний раз проявляла к нам интерес? Когда спрашивала, как дела в лавке? Как поживают ее сын, ее внучки? – Замолчи! – прикрикнул Габриэль. – Как ты говоришь о своей бабушке!
Однако в глубине души он знал, что Рахелика права. Мать не считается с ним и не уважает его. Но воспитание, полученное от родителей, не позволяет ему отплатить ей той же монетой, «Почитай отца твоего и мать твою» – в него так долго вколачивали эту заповедь, что она у него в крови. Эх, если бы мать требовала от себя то, что всю жизнь требовала от него, – уважения… – Папа, если мы не продадим лавку курду, завтра придется идти просить милостыню на Кикар-Цион, – прервала его размышления Рахелика.
– Ты преувеличиваешь, дорогая, – мягко заметил Моиз. – С чего это вдруг – просить милостыню? Я молод, я найду работу.
– Где? Скажи мне, где ты сейчас найдешь работу? И кем ты будешь работать? Извозчиком? Сантехником, который копается в чужом дерьме?
– Хорошо бы я был сантехником. Ты знаешь, сколько сантехники зарабатывают? Простите, сеньор Эрмоза, – с улыбкой повернулся он к тестю, – но Рахелика права: не годится мне разгребать чужое дерьмо.
– А теперь вам придется разгребать дерьмо курда. Он ведь с первого дня, как я с ним познакомился, сует меня по уши в дерьмо. Вот скажите мне, зачем курд хочет купить лавку, которая не приносит прибыли? Какой ему в этом интерес? Этот человек ничего не делает бескорыстно. Мы должны как следует проверить, что стоит за этим предложением. Я не доверяю этому человеку; я бы ему не доверился, даже если бы от этого зависела моя жизнь.
– Давай встретимся с ним, папа, – ты, Моиз и я, и Давида попросим прийти, выступим против него единым фронтом, все вместе. Послушаем, что он хочет нам предложить, а потом решим.
Так и поступили. Спустя несколько дней Рахелика пригласила Мордуха в дом к Габриэлю и Розе. Он пришел, истекая медом, расточая улыбки направо и налево, стал льстить Розе, нахваливать ее бурекасы:
– Здоровьем клянусь, досточтимая Роза, во всем Иерусалиме нет подобных бурекасов. Почему вы не продаете их в лавке?
Рахелика почувствовала: еще немного – и она не выдержит, сорвется. Ведь эта тварь прекрасно знает, что они давно уже ничего не продают в лавке.
Они сидели за большим столом в гостиной – Габриэль во главе стола, курд на другом конце, а Рахелика с Моизом и Луна с Давидом по обе стороны.
– Говори! – кивнул Габриэль. – Что ты хочешь предложить?
– Послушай, дорогой друг, времена нынче тяжелые, никто не может знать, что будет завтра, сволочи-англичане заодно с арабами, каждый день новые беды, может, завтра начнется война, может, арабы всех нас вырежут, может, мы вырежем англичан, неизвестно, что будет, – разве не так?
– Говори по делу, Мордух, – нетерпеливо перебил Давид. – Все мы знаем, что здесь происходит, нечего ходить вокруг да около.
– Терпение, любезный, сейчас дойду и до этого. Сначала я хотел бы объяснить Габриэлю, который давно не выходит из дому, как обстоят дела.
Габриэль почувствовал, что силы оставляют его. Как смеет курд его оскорблять в его доме, за его столом? Как смеет относиться к нему как к беспомощному инвалиду?
Но прежде чем он успел высказаться, на курда набросилась Луна:
– Кто вы такой, чтобы говорить отцу, что он давно не выходит из дому? Как вы смеете, сидя здесь, оскорблять моего отца?
– Я не оскорбляю, боже упаси, где ты услышала оскорбление? Я всего лишь сказал, что уважаемый господин Эрмоза уже давно не бывал в лавке.
– Он давно не бывал в лавке, потому что мы там вместо него, – вступилась за отца Рахелика. – В определенном возрасте, господин Леви, человеку пора прекращать работать. Теперь мы, молодые, будем продолжать отцовское дело.
Слушать, как дочери его защищают, Габриэлю было невыносимо.
– Вы слишком деликатны с нашим гостем, – сказал он. – Я никогда не выгонял из своего дома ни одного человека, но сейчас я хочу, чтобы ты встал и ушел отсюда! – и он ударил кулаком по столу.
В комнате воцарилась тишина, но курд как будто не слышал – и гнул свое:
– Зачем сердиться, дорогой Габриэль? Это вредит здоровью. Я всего лишь хотел сказать, что времена тяжелые и нет смысла держать лавку, которая стала бездонной бочкой: не только не приносит дохода, но еще и отнимает деньги, которых нет. Так вот, я хочу предложить тебе, уважаемый, продать мне лавку. Я хочу помочь вам, хочу вытащить из грязи тебя и твою семью.
Поверь мне, Габриэль, я делаю это в память о нашей совместной работе на фабрике халвы, я делаю это из уважения к тебе. Я хочу, чтобы остаток дней ты прожил достойно, чтобы тебе хватило денег обеспечить жену и выдать замуж маленькую Бекки, чтоб она была здорова.
Было в словах курда что-то такое, что заставило страсти улечься. Габриэль начал свыкаться с мыслью, что в льстивых речах курда есть резон и что лавку действительно стоит продать. Рахелика и Моиз поняли это еще раньше. Давиду же было все равно. Он вообще не понимал, зачем его вмешивают в семейные дела, которые его совершенно не касаются. Лавка тестя на рынке Махане-Иегуда никогда его не интересовала.
А вот Луна не смогла сдержаться:
– Мы ничего не продадим! Эта лавка – наша семейная гордость, гордость нашего отца, она принадлежала еще дедушке и прадедушке. У нас вам искать нечего, ищите других торговцев на рынке!
Никто и рта не открыл, никто не осмелился ей возразить. Усвоенное дома правило – при чужих не спорят и не ссорятся – оказалось сильнее горячего желания Рахелики заткнуть Луне рот. Но когда Мордух встал, распрощался – предложив, правда, подумать над его словами, – и ушел, она уже не смогла сдержаться:
– С каких это пор ты стала такой крупной специалисткой по лавкам? – набросилась она на сестру. – Когда в последний раз твои прелестные ножки ступали на рынок? Это ведь ниже твоего достоинства – продавать лакерду. Так с чего это ты заговорила о семейной гордости?
Луна не осталась в долгу:
– То, что я не работаю в лавке, еще не значит, что мне нечего сказать. Я выросла в лавке! Уж если продавать, так лучше арабу, чем курду. Он уже давно глаз положил на нашу лавку, ты сама говорила, а теперь готова продать ее этому змею?
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 133
