Игра заключается в следующем: двое играющих разламывают эту косточку с условием — если кто-то из партнёров передаст в руки какую-либо вещь, то принимающий эту вещь сначала должен сказать: «Беру и помню», тогда он не проиграет. А если не сказал, то передающий вещь должен сказать: «Бери и помни», тогда он выиграл. Ну, можно и договориться — что проиграл и что выиграл, но никогда на что-то материальное игра не велась.
Отец очень часто выигрывал. Помню, что приехали к нам в Красный Куст в гости кишинёвцы Журавлёвы Николай Яковлевич и Антонина Васильевна. Дядя Коля с отцом, за обеденным столом, разломили эту куриную «вилочку». Через какое-то время отец приносит в дом какие-то инструменты и, как будто бы, не знает, куда ему деться с топором (а в руках ещё и рубанок, клещи и молоток). Он протягивает топор дяде Коле. Тот берёт и слышит от отца: «Бери и помни». Дядя Коля прямо возмутился: «Ну, Иван, не ожидал от тебя такого! Я же помочь хотел, смотрю — ты не управляешься. Нет, так это не честно, давай снова». Но и снова вскоре тоже проиграл.
В эту же игру очень любила играть и тётя Сима (Серафима Васильевна). Но вот тут у отца с ней не очень получалось. Она была очень осторожна, и победить её не получалось легко. Поскольку куриных «вилочек» не хватало для таких «игр», то в ход потом шли просто веточки или спички («вилочка» — это просто условно). Думаю, что чаще всего выигрывала тётя Сима…
Пришли и болезни. В начале 90-х годов разболелась нога, потом был небольшой инсульт, плохо стала действовать правая рука. Как ветеран войны, отец периодически подлечивался в больнице и специализированных клиниках. В частности, в пансионате в Крюково, в который я его отвозил в 1992 году, навещал там. Домой он возвратился уже без провожатых. Он очень ждал юбилея, 60-летия Победы. К этому юбилею я написал стихотворную композицию, посвященную советским воинам Великой Отечественной войны.
Солдату
Твой друг на бруствере лежит,
Бойцы стоят без шапок строем.
Не плачь, солдат, Он будет жить!
Он пал за Родину Героем!
Не надо слез, ведь ты — солдат,
А Он сегодня стал Героем.
Стоим в строю победных дат,
Мы к Тем пришли, Кто к нам не встанет.
Я отвернусь, поплачь, Солдат…
Пусть на душе полегче станет…
Я отвернусь, Солдат, поплачь…
И мы с тобой… Нам легче станет.
Взгляды
Не отвергайте из прошлого взглядов,
Взглядов всех тех, кого нет с нами рядом,
Кто, как и мы, любовались закатами,
Тех, кто остались навеки солдатами.
Смотрят с любовью и смотрят с надеждою,
Те, кто укрыты земною одеждою.
Не принимая от нас эпитафии,
Смотрят живыми со стен, с фотографии
Взглядом отеческим, взглядом родителей
Двадцатилетние и победители,
Взглядом воскресшего и непокорного
Спаса Пречистого, Нерукотворного.
Были друзьями нам, были нам близкими
Те, кто покоятся под обелисками,
Что, словно строки неписаной повести,
Светятся вехами воинской доблести.
Смотрят в России и там, за Россией,
Где подвиг жизни своей завершили, …
Под Сталинградом, … Великими Луками …
Стали детьми нам и стали нам внуками.
Не отвергайте из прошлого взглядов,
Взглядов всех тех, кого нет с нами рядом.
Неизвестному Солдату
Я всей жизнью своей виноват
И останусь всегда виноватым
В том, что стал неизвестный солдат
Навсегда неизвестным солдатом
Мих. Дудин.
«Здравствуй, милая мама!» — неровной строкой,
Снизу вверх по листку убегающей круто,
Что написано было солдатской рукой,
Той, что била врага до последней минуты.
Сколько вас по земле, Неизвестных, лежит?
Не дописано сколько на родину строчек?
И слеза ожиданья давно не бежит,
Не дошел до родных долгожданный листочек.
Но простые слова, как весенний росток,
Пробиваются к нам издалёка упрямо.
Мы запишем Тебя в поминальный листок,
Помним имя Твоё — Здравствуй Милая Мама.
Вечная память
Был и ты молодой, было все впереди,
Ты бы мог, как мечтал, стать учителем в школе,
Если б нес всю войну автомат на груди,
Ели б не был убит на заснеженном поле.
Фото с другом на память в карман положил –
Два парнишки стоят в разноцветных пилотках.
Он бы мог, как и мы, в мирной жизни пожить,
Если б не затонула подводная лодка.
Был и Ты молодой, и была впереди
Жизнь, которую пить человек не устанет.
Впереди — Твоя жизнь, без наград на груди,
Жизнь Твоя впереди — наша Вечная Память.
Я отправил эти стихотворения в районную газету, «Серебряно-Прудский вестник». Но отец не успел их прочитать опубликованными, как не успел встретить и юбилей Победы. За две недели до праздника, 25 апреля, он умер, а на другой день, 26 апреля, газета опубликовала стихотворение «Неизвестному солдату».
Перед этим, 16 марта, нам в Москву позвонила мама и сказала, что отец в очень плохом состоянии. Мы с Колей поехали на машине в Узуново 17 марта, в день рождения отца. Приехали, сидим за столом, обедаем, а отец лежал на кровати, как мы называли — в бабушкиной комнате. Они с мамой переехали спать в эту комнату, в которой было две кровати. Сидим, смотрим, ковыляет к столу с палочкой отец. Что же, говорит, меня-то не зовёте? Присел на своё место, даже немного пригубил водочки. Оказалось, что его положили в больницу, в Серебряных Прудах, назначили какую-то капельницу, но она оказалась не очень для него складной. Ему стало плохо, но его быстренько с тем и выписали домой. В день нашего отъезда, 18 марта, мы попрощались с отцом. Он очень крепко пожал мне руку, прямо изо всех его сил.
Похоронили мы его на кладбище села Подхожее, где живёт его сын, Михаил, внук Дмитрий с семьёй, в которой растёт сейчас единственный, самый младший держатель нашей фамилии Чекалиных, Иван Дмитриевич, названный в честь его прадеда, Ивана Васильевича Чекалина.
Вспоминаю, как переживал отец события августа 1991 года (известное в истории как ГКЧП). Началось всё 19 августа 1991 года, а дня через три уже закончилось, арестовали всех зачинщиков этого дела. Когда отец узнал об этом, он даже заплакал.
Несомненно, отец очень радовался бы нашим юбилеям Дня Победы. И 60-летия, до которого он не дожил всего двух недель, и последующим 65-ти, 70-ти и 75-летия. Впрочем, он как-то правильно сказал, что у этого праздника не может быть юбилея. Он всегда праздник. Юбилейные медали —
