— Что…
— Будет жить.
— Хвала Старым…
— Хвала.
Машинально откликнулся старый доктор и осёкся, перехватив удивлённый взгляд, потом махнул рукой:
— Ну вас! Нахватаешься незнамо чего… Словом, вытащил я пацана. И рана тяжёлая, да ещё и отравленная. Оружие ядом пропитано было. Но самое плохое — не это. Ратибор жить будет. Но… На Северный Край напали змеелюды. Не те, что были на Земле. Другие. Непонятно откуда. Истребили всех. Никого в живых не оставили. Так что, Федя… Придётся теперь самим жить. Да ещё… Как я понял, Старые дороги приказали долго жить. Больше мы не сможем ходить где нам вздумается. Теперь будем рассчитывать только на себя. Как думаешь, выживем?
Староста почесал в затылке, потом вздохнул:
— Выживем. Нас тут, почитай, пять тыщ уже. Да ещё скоро молодёжь нарожает. С остальным тоже порядок.
И уже уверенней повторил:
— Выживем.
— Вот и хорошо. Значит, есть надежда.
— На что, Кузьмич?
Но старый врач махнул рукой:
— Не бери в голову. Это я о своём, стариковском… Кому пацана отдашь? Сирота ведь он теперь.
— Дак… Олеськиным старикам… Кому ещё?
— Дело. Остальным когда скажешь? О случившемся?
Староста вновь зачесал затылок, потом тяжело вздохнул:
— Да утром же… Чего тут тянуть… Можно пацана глянуть?
— Смысл, Федя? Он сейчас после наркоза спит. Приходи после обеда, когда очнётся.
— Хорошо, Кузьмич…
Мужчина поднялся, надел на голову кепку, вышел, кивнув на прощание. Врач остался один, поднялся со стула, подошёл к деревянному шкафчику, висящему на стене, воровато оглянулся, открыл створки, выудил на божий свет поллитровку с прозрачной жидкостью, стакан. Набулькал треть гранёного изделия, остальное тщательно закрыл, убрал. Потом махом осушил стакан, даже не скривившись, словно обычную воду. Поставил пустую ёмкость на стол, коснулся груди сжатым кулаком и вновь произнёс на давно забытом языке:
— Да будет им в Ирии[4]сладко…
Послесловие
…Выжженная палящим солнцем равнина, над которой струились завитки раскалённого воздуха. Кое-где белели кости, отбеленные временем. Топот усталых коней, несущих закованных в латы рыцарей. Шарканье подошв пехотинцев, навьюченных снаряжением. Лязг оружия. Команды офицеров. Завывание дудок и грохот барабана, отсчитывающего ритм шага. Иногда сквозь привычный шум находящейся на марше армии доносились блеяние и мычание скота, идущего в качестве запаса провианта для солдат Императорской армии…
Поход обещал быть лёгким и успешным. Анклав южных земель, решивший защищаться. Что они могли противопоставить двумстам рыцарям и пяти тысячам тяжёлой пехоты, не считая полка штурмовиков и двух отрядов лучников. Шпионы доносили — власти Анклава лихорадочно искали союзников, но безуспешно. Устрашённые участью вырезанной недавно Самары, в которой не осталось никого живого, все окрестные поселения отказались прийти на помощь… Первые два города пали после короткого, но ожесточённого штурма. Впрочем, потери нападающих были незначительны. Мощные метательные орудия штурмовиков легко развалили сложенные из дикого камня стены, а затем на штурм пошла пехота и рыцари. Не щадили никого и ничего. Теперь на месте когда-то цветущих поселений груды развалин и трупов. Из голов убитых сложены пирамиды. Командующий вторжением получил чёткий приказ — не щадить никого и ничего. Властителей Анклава — сварить живьём. Жителей — оставить в живых только одного из сотни. Остальных — казнить. И Маркиз Смерти выполнял приказ со всем тщанием…
Внезапно передовой отряд остановился — перед ними спокойно сидела на небольшом обломке скалы фигура человека, закутанная, несмотря на ужасающий полуденный зной, в чёрный плащ. При виде выходящей из низины армии вторжения тот вскинул руку, призывая остановиться. Командир разведчиков, следующий чуть впереди основных сил, рванул поводья, и, бешено вращая налитыми кровью глазами, его конь остановился, роняя на землю хлопья пены. Короткое раздумье, и к неизвестному устремился одинокий всадник. Стуча копытами, лошадь донесла седока к неизвестному и, храпя, замерла, остановленная рывком поводьев.
— Что тебе?!
— Уходите. Возвращайтесь домой.
— Что?!
Посланец рассмеялся в голос — вокруг на несколько мер не было ни одной души. Да и невозможно было спрятать среди голого песка хоть сколько-нибудь могущую противостоять нападающим армию.
— Мы — солдаты Империи. И подчиняемся только ей.
Разведчик надменно вскинул увенчанную плоским шлемом голову.
— Мы убьём вас всех.
Он рассмеялся, но тут же остановился, поражённый спокойным голосом посланца Анклава:
— Тогда вы умрёте. Все.
— Да как ты… — потащил из ножен меч, но замер на месте, словно замороженный ледяным взглядом глаз, никогда не виданной прежде полосатой расцветки.
Чужой между тем повторил:
— Если вы не уйдете назад — живых не будет.
— Я… Я передам твои слова…
Завизжав от боли в раздираемом удилами рту, его конь умчался, а Ратибор устало взглянул на выход из провала, по которому шла дорога, — отвесные стены не дадут напасть на него сбоку. Всего один проход. Так что… Он справится. Прикрыл глаза. Как ему не хотелось этого делать! Но два дня назад в столицу Анклава пришли жуткие вести о судьбе Тросны и Фатежа, приграничных с Империей Эхава городов. Владыки Анклава всё же были правы… Да и… Потянулся к фляге, сделал глоток воды. Та уже нагрелась, и, сглотнув, воин сплюнул на песок. Надежды на то, что Маркиз Смерти, как прозвали командующего имперской армии змеелюдов, послушает его, не было ни малейшей. Значит… Издалека донёсся гнусавый звук трубы, призывающей к бою. Так тому и быть. Пусть эти люди и не самые лучшие правители, которых он знал в своей жизни, но их подданные ничем не виноваты. И заслуживают жизни…
Гулкий грохот барабана. Шеренга за шеренгой выходя из ложбины, разворачиваются стрелки, выстраиваясь в линию. Красиво блестя на солнце стальными латами, с которых сняты походные чехлы, разворачиваются в атакующий клин рыцари, с бессильно обвисшими флажками на длинных копьях. Позади них — «черепаха» огромных щитов тяжёлой пехоты, ощетинившаяся пятиметровыми сариссами. Немало. На глаз — около семи-семи с половиной тысяч. И целых двести рыцарей… Впрочем, рыцарями их после того, что было сотворено в павших городах, назвать нельзя… Поднялся с камня, сбросил с себя плащ. Ну начнём, пожалуй… Сомнений в своей правоте у Ратибора не было. Пусть он уходил из столицы ночью, и его никто не видел и не провожал. Если есть возможность спасти людей ценой жизни змеелюдов — раздумывать нечего… Вновь голос трубы и гулкий удар большого барабана. Шеренги сделали первый шаг. Лучники не стреляли. И в этом была их основная ошибка. Впрочем, ему их стрелы не страшны. Щит удержит даже пули и снаряды, если бы они у них были…
