вернул меч владельцу, а затем вложил Кел'Бару в ножны.
— Я не поставлю тебя в авангард, Мага Эолин, — это вызвало смех у мужчин. — Но в твоем распоряжении будет это оружие, и ты должна уверенно использовать его, если возникнет необходимость.
Эолин кивнула, сжав губы, кровь отлила от ее лица. Они вернулись к своим лошадям. Когда Акмаэль приготовился помочь забраться в седло, ее тело сотрясла дрожь. Дым и пламя затуманили ее зрение. Она видела лезвия, качающиеся в хаосе, тела зарезанных детей, искривленный труп ее отца. У нее подогнулись колени, и она бы рухнула на землю, если бы король не схватил ее за локоть.
— Эолин, — сказал он обеспокоенным голосом.
— Ты сдерживался, — ее голос дрожал. — Ты думаешь, я не знаю? Ты сдерживался. Если бы кто-нибудь когда-нибудь напал на меня всерьез, я бы никогда…
— Меч — не единственная твоя защита.
— Но это первое оружие мужчины.
— Эолин, — он взял ее лицо в свои руки. — Это будет зависеть не только от тебя и уж точно не от твоего умения обращаться с мечом. Есть люди, назначенные для твоей защиты, которым приказано доставить тебя на север, в Римсавен, а оттуда в Королевский город, если ситуация повернется против нас.
— Я не брошу тебя.
Он согрел ее губы поцелуем.
— То, что у тебя внутри, гораздо важнее любой битвы, которую мы могли бы вести вместе. Судьба моих отцов будет разрушена, если тебя убьют. Обещай мне, что защитишь себя любой ценой, даже если это означает, что ты оставишь меня на произвол судьбы.
— Акмаэль, ты не можешь просить меня…
— Обещай мне.
Дождь вернулся, медленный туман омыл ее щеки и пробрал до костей. Она тосковала по теплому огню в тихом очаге, по звездам, висевшим над домиком Гемены, по светлячкам, танцующим на летнем лугу.
— Ты мог бы прийти в мой мир, — тихо сказала она. — Ты мог бы оставить все это и вместо этого остаться со мной в Южном лесу.
Меланхолия отразилась на его лице. Он долго изучал ее.
— Мог бы?
Боль сдавила горло Эолин. Она отвернулась.
— Каждое мгновение, когда мы вместе, мы готовимся расстаться.
— Каждое мгновение, когда мы были в разлуке, снова сближало нас.
— Но сегодня все по-другому. Сегодня ты говоришь о своей смерти.
— Глуп тот король, который не осознает собственной смертности. Еще больший дурак — король, потерявший решимость жить. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы выиграть эту войну, и сила моя велика. Но их сила… — он посмотрел на юг, в сторону разрушенного перевала Эрунден. — Их сила может быть больше. Мы должны быть смелыми, но мы также должны быть осторожными.
Он привлек Эолин к себе, обнял ее и крепко прижал к своей груди. Его дыхание сбилось, когда он прижался губами к ее лбу.
— Ты, Эолин, всегда была и тем, и другим. Если боги позовут меня домой, когда мы встретимся с Сырнте, ты должна взять мой меч и защитить наш народ.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Последнее предложение
Из-за пределов своей палатки Адиана услышала заметное крещендо в криках мужчин, движении ног, ржании лошадей. Появилась девушка, которая приносила ей ежедневную еду, с раскрасневшимися от предвкушения щеками.
— Посланник принца Мехнеса прибыл с севера, — сказала она. — Они заметили армии Короля-Мага и вступят с ними в бой завтра или послезавтра. Победа близка! Все так говорят. Генерал никогда не проигрывала битв, и сегодня Сан'иломан пошлет своих существ за Королём-Магом.
Девушка ушла вприпрыжку из комнаты, оставив Адиану смотреть на тарелку с едой, к которой у нее не было никакого аппетита.
Она поняла свою судьбу с того момента, как принц Мехнес передал ее Сан'иломан. По правде говоря, она приветствовала это. Смерть казалась единственным выходом, но Адиане не хватало смелости сделать это собственноручно. Поэтому она испытала облегчение, можно даже сказать, счастье, что это задание было поручено Ришоне.
Ночью, когда Адиана засыпала, она все еще ощущала железные узы объятий Мехнеса, вкусила горькую соль его пота. В тех редких случаях, когда ей удавалось уснуть, ее сны всегда приводили к нему. Даже в его отсутствие принц Сырнте манил ее в ловушку, его злобные аппетиты переплелись с музыкой ее разума; ее стыд, желание и страх переплетались с кровавыми амбициями.
Временами она боялась, что они никогда не расстанутся, что их души были теперь так тесно связаны, что он мог последовать за ней в загробную жизнь, мучая ее этим отвращением и потребностью до конца вечности.
Адиана поежилась от этой мысли.
«Смерть освободит меня, — успокаивала она себя. — Ришона откроет дверь».
В тот же день слуги вымыли ее, одели, расчесали и заплели волосы, будто готовили девушку к свадьбе. Адиана не чувствовала ни протеста на губах, ни сопротивления в сердце. У нее было только одно сожаление: она никогда не узнает судьбу своего народа. Выжила ли Эолин? А Мариэль и Сирена? Что насчет Бортена и этого нового стража, дородного и неопрятного мужчины, имени которого Адиана уже не помнила? Осталось ли что-нибудь от мечты, которую они пытались построить в горах Моэна? Осколок женской магии переживет этот ужас?
«Эолин, ты часто говорила мне, что мертвые могут помочь живым. Если это правда, и ты останешься в этом мире, то я найду способ тебе помочь».
Солнце скрылось за западными холмами к тому времени, когда они связали Адиане запястья и повели ее по длинной извилистой тропе к травянистому холму, возвышавшемуся над узкой долиной Эрунден.
Факелы освещали им путь под беззвездным небом. Сан’иломан ждала на вершине в простом платье цвета слоновой кости. Обруч из золота и рубинов украшал темные волосы Ришоны. Рядом с ней жрица Донатья держала атласную подушку, на которой покоился обсидиановый клинок.
Ришона приветствовала свою пленницу глубоким поклоном.
— Адиана, любимая сестра, именно в этом месте поражение прошлого превратится в победу завтрашнего дня, — Сан’иломан подняла руки и обратилась ко всем собравшимся. — Жизнь этой женщины — последняя и величайшая жертва, которую мы приносим в этой кампании. Почитайте ее. Почитайте ее, говорю! Ибо благодаря ее волшебству жители Мойсехена наконец-то будут освобождены от предательства королей-магов. Благодаря ее смерти к Сырнте придет слава.
Солдаты и слуги преклонили колени в благоговейном молчании. Только Ришона осталась стоять, и ее лицо сияло триумфом.
Она подошла к Адиане и мягко сказала:
— Не бойся, моя возлюбленная сестра, ибо мой
