Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
Ей не хотелось спрашивать, как этот друг двоюродного брата переводит людей через границу. Набивает по тридцать человек в кузов фургона для транспортировки латука; сажает тебя на плечи и переносит через порожистую Рио-Гранде; доводит на твоих двоих до колючей проволоки? Не хотелось разрушать его мечту, но и чтобы это сделал кто-то другой — да так, что от нее и следов не останется, — не хотелось тоже.
И она сказала:
— Это может оказаться делом далеко не простым.
— Ничего, — ответил он.
— Нет, — сказала она. — Это может оказаться очень не простым делом. И даже если ты попадешь в Америку, тебе будет трудно зарабатывать на жизнь. Она там дорогая.
Он сидел перед ней, впитывая эти сведения, умудренно кивая.
— Мексиканцу нелегко получить гражданство, да и…
Глория замолчала. Что она делает? Она же с ребенком разговаривает.
— В общем, это не просто, — подытожила она.
Мальчик сидел, потирая подбородок. На секунду ей показалось, что у него выросла там эспаньолка.
— Как вы научились говорить по-испански? — поинтересовался он.
— Мои отец и мать были родом из Мексики.
— Вот они же переселились в Америку, — сказал он. — Значит, и я смогу.
— Это было давно. Мать проработала всю жизнь и ничего не добилась.
Мальчик промолчал.
— Даже я добилась не многого, — сказала она и немедля пожалела об этом. Ему она, наверное, кажется миллионершей. И униженная спокойным, прощающим ее взглядом мальчика, Глория прибавила: — Хотя заранее ничего сказать нельзя. Вдруг тебе удастся стать математиком.
— Если не получится фермером или певцом.
— Ты мог бы стать поющим математиком, — неуклюже пошутила она.
Мальчик удивился:
— Как это?
Краем глаза Глория заметила, что Карлос вставляет штуцер насоса в держатель.
— Похоже, мы почти закончили, — сказала она и, протянув мальчику тридцать долларов, попросила его оставить сдачу себе.
— Нет, сеньора. Отец не велит нам так делать.
— Я же тебе деньги не просто так отдаю, — сказала Глория. — Я плачу за концерт, который ты для меня устроил.
Он улыбнулся, впервые за время их разговора:
— Gracias.
— De nada[71].
Она пошла к двери.
Но затем, повинуясь внезапному порыву вернулась к прилавку.
— Раз уж у тебя такая хорошая память, скажи, ты когда-нибудь видел этого человека?
И показала ему фотографию Карла.
Мальчик бросил на нее короткий взгляд и ответил:
— Si.
У Глории даже живот свело от изумления.
— Видел?
— Конечно, — сказал он.
— Когда?
— Давно уже, — ответил он. — Летом.
— Здесь?
— Si, — сказал он, уже немного напуганный ее напором.
Она понизила голос:
— Расскажи, как это было.
— Брат тогда работал, а я играл за магазином, — он снова ткнул пальцем себе за спину, — с покрышками. Дом из них строил. А как услышал, что машина подъехала, пошел взглянуть на нее, узнать — может, это «мерседес». Но это был не «мерседес».
— Что за машина?
— Грузовичок.
— Какого цвета?
— Фиолетовый.
— Что еще ты запомнил?
— Они взяли взаймы тягач и уехали. Этот мужчина купил бутылку воды.
Карлос погудел. Глория показала ему рукой: садись в машину.
— Они? Так он был с кем-то еще?
— Да.
— Ты можешь его описать?
Мальчик потер нос:
— Он выглядел совсем как мужчина в вашей машине.
— Глория.
В магазинчик вошел Карлос. Рука, которой он обвил ее талию, показалась Глории страховочной поперечиной кабинки «русских горок», не позволяющей ей кубарем вылететь из этого мира.
— Чуть не забыл вернуть тебе это, — сказал он, протянув мальчику воронку.
— У вас наручник на руке случайно защелкнулся, — сообщил мальчик.
— Что?
Мальчик указал на руку пальцем.
— Вовсе не случайно, — сказал Карлос. — Это у меня браслет такой.
— Мужчины браслетов не носят.
— Я ношу.
— А она сказала — случайно.
— Ну, — ответил Карлос, — она не всегда бывает права.
И усмехнулся.
— До встречи, — сказал он, направляя Глорию к двери.
Они уселись в «додж». Глория завела мотор, Карлос развернул карту.
— Смышленый малец, — сказал он.
Глава двадцать восьмая
Незадолго до его смерти у брата Глории обнаружились признаки хотя бы одного дарования. В Лос-Анджелесе актерские способности не такая уж и редкость, однако задним числом Глории представлялось удивительным, что родившийся в латиноамериканском квартале мальчишка, которому на роду была написана смерть от множественных пулевых ранений, оказался способным изображать аристократичность, а с нею и любовь, печаль, мудрость, терпеливость, силу Выходя на сцену, Хезус Хулио гордо выставлял напоказ все качества, каких ему недоставало в жизни, да так убедительно, что Глория несколько раз слышала, как ее мать плачет после спектаклей.
Впрочем, в определенном смысле это было совершенно логичным. Он же всегда актерствовал. Взбаламученные эмоции, которые в младенческие годы Хезуса Хулио проявлялись в виде колик в животе, а в дальнейшем довели его до ранней смерти, находили для себя на сцене неизменно открытую отдушину.
Когда Хезус Хулио учился в восьмом классе, одна из его учительниц — женщина, чей оптимизм был оборотной стороной ее же неспособности добиться хоть чего-нибудь в Объединенном школьном округе Лос-Анджелеса, — задумала показать на выпускных торжествах несколько сцен из «Как важно быть серьезным» Оскара Уайльда. И учителя, и ученики отнеслись к ее затее как к издевательству, которое выпускникам придется претерпеть, прежде чем им позволят перейти в среднюю школу имени Теодора Рузвельта и изображать там взрослых людей. Сжуешь десять пачек резинки, получишь сигарету — что-то в этом роде.
Каким-то образом Хезус Хулио получил роль Джека. Глория помнила день, когда он принес домой текст пьесы, потому что Хезус в тот раз страшно разругался с матерью, а после скандала выскочил из квартиры и убежал в находившийся через квартал от их дома парк.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
