помните?
— Нет, совсем не помню, помню, что бородат был и велик, — отвечает Тереза. — А вы помните его, матушку, сестру нашу?
— Помню, — врет Волков. — Конечно, помню.
Никого он не помнит, давно все было, сто лет назад, даже обрывков уже в памяти не осталось. Только мутные образы.
Он смотрит на сестру и вдруг замечает, что она похорошела заметно. Когда приехала, то кожа да кости были, руки страшные от тяжкой работы, пальцы узловатые, грубые. Теперь потолстела. Синева из-под глаз исчезла. Румяна даже, не стара. Зубы-то все передние целы. Да, положительно она красива.
— На платье-то швы расходятся, — с улыбкой замечает он.
— Ой, не говорите, салом обросла, никогда такой не была, — смеется сестра. — И дети тоже едва в платья влезают. Растолстели на ваших харчах.
Он становится серьезным:
— Дам вам пятьсот талеров, поедете в Мален.
— Платье детям купить? — удивлялась такой сумме сестра.
— Нет. Найдете банкиров Мецони и Блехера. Положите по двести пятьдесят монет каждому на свое имя. Соберите все свои вещи и держите их собранными, чтобы по первому слову моему вы могли отсюда уехать.
— Уехать? Куда? Что-то должно произойти? — начала спрашивать сестра, явно взволнованная словами кавалера.
— Нет, ничего, — отвечал он, садясь за стол и закрывая лицо руками.
— Это я на всякий случай говорю. Ступайте, сестра.
На всякий случай. Да, ей нужно будет обязательно дать денег.
Вдруг с ним что-то произойдет. Может, ему придется бежать, а может его ждет тюрьма. А еще он может… и погибнуть!
Волков поднял глаза, посмотрел на детей, что сидели в конце стола и без всякого желания заглядывали в книгу и за монахом тихонько повторяли буквы, складывая из них слова древнего языка.
Да, дети заметно потолстели, теперь они вовсе не походили на тех несчастных, худых и замордованных беспросветной жизнью детей, которых сюда привезли на старой телеге.
Мальчик стал в плечах шире. Он старательно водил в книге пальцем, что-то шептал про себя.
— Монах, — позвал кавалер.
Брат Ипполит тут же вылез из-за стола, подошел.
— Как учится племянник?
— В счете и цифрах на удивление, — похвалил мальчика монах.
— А в письме? Язык пращуров учит?
— Он старателен, — нейтрально отвечал брат Ипполит. — Старателен, но быстро устает.
— Бруно, — сказал Волков, — подойдите.
Мальчик поспешил к нему, подойдя, поклонился. Волосы его были темны, совсем не как у сестер. Вид он имел ребенка тихого.
— Кем себя полагаете? — спросил кавалер.
Мальчик с заметным страхом покосился на учителя, монах же ему улыбался:
— Отвечайте, господину.
— Полагаю посвятить себя ремеслу воинскому, — он обернулся и Волков понял, что смотрит он на Максимилиана.
Максимилиан за последнее время заметно вытянулся, возмужал, в плечах стал шире. Сейчас он стоял у двери, в уже маленьком ему по размеру бело-голубом колете, руки в боки, при мече. Красив, конечно, взглядом дерзок, со служанкой Марией говорит о чем-то с повелительной улыбкой. Юный воин, да и только.
— Для меня вы, господин, пример во всем, — продолжает Бруно.
Но Волкова эта детская лесть не трогает:
— Забудьте, — говорит он. — Учитель ваш сказывал, что в счете и цифрах вы хороши, так это сделайте своим ремеслом. Купцы и банкиры на войны не ездят, там не гибнут, ран не получают, а богаче королей и императоров бывают.
— Но я… — начал было мальчик.
Но кавалер прервал его:
— Ступайте, учите язык пращуров получше. И ты, монах, ступай.
Он закрыл глаза и подумал о том, что надо бы к нотариусу поехать и записать мальчишку наследником поместья. Кто знает, как все дальше сложится. А вот тогда и вправду придется ему учить ремесло воинское.
Он не успел все это обдумать, как пришел Увалень со двора и сказал, что к нему приехали господа. Просят принять.
— Господа? Что еще за господа? — удивлялся кавалер.
— Не сказали, кто они, но по одежке видно, что из города, — сказал Увалень.
— Ну, проси.
Да, они приехали из города. Вернее, город к нему сам приехал.
Меха, золото, парча, камни в перстнях. Волков имена их не помнил, но лица помнил. Это были городские нобили, одни из тех, кто занимал ему золото. Зачем приехали? А зачем же еще: сели, посидели, поговорили про урожай для вида и стали просить свои деньги обратно. Кавалер велел принести господам вина. Но не до вина им было. Стали они говорить, что деньги они давали не для того, чтобы он войны затевал. Если бы знали они, что он соседей задирать начнет и курфюрста злить, так нипочем бы не дали. А Волков говорил им, что ничего страшного не произошло, что о деньгах им волноваться нечего. Решил он ничего им не отдавать.
Все-таки, подумывал он о том, что придется ему отсюда бежать. А бежать лучше было с деньгами. А господа все сидели и сидели, все просили вернуть золото, все спрашивали, куда он его дел. Волков говорил, что отдал его архитектору, что замок собирается строить.
Что в такой лачуге, он обвел рукой свое жилище, жена его, дочь графа, жить не желает. А на мысе, который огибает река Марта с двух сторон, как раз хорошее место для замка. А приезжие купцы и банкиры спрашивали его, кто тот архитектор, да давал ли он расписку, что взял деньги, да где та расписка, да можно ли ее посмотреть. А кавалер говорил им, что расписки он не брал, а лучше им посмотреть, какие он построил амбары у реки и как они полны сейчас. И что, может, им подумать надо про то, что бы построить от города до его амбаров дорогу, так как неплохо бы было возить товары к реке. Вон, как купцы из Фринланада по реке плавают, чуть не через день баржа вниз плывет, до самого Хоккенхайма. Чем же хуже товары из Малена, чем товары из Эвельрата. Купцы и банкиры заметно раздражались, но Волков отдать деньги все равно отказывался. Нет уж, ему эти деньги очень кстати могут быть. Обед уже был, жена злая уже наверх себе обед потребовала. А они все сидели и рядились с ним. Наседали, а он говорил, что злятся они зря, так как договор, что подписывали и он, и они, кавалер не нарушает. В общем, пока не сказал он им, что время уже за полдень пошло давно и что засветло они в город могут не поспеть, они не уезжали. А когда уехали, так он вздохнул облегченно, потребовал обед у слуг, а у брата Ипполита отвар от головной боли.
Глава 40
Бригитт Ланге носила
