— Я не понимаю…
— Так и быть: домой я тебя отпускаю. — устало изрек преподаватель. — Но, если узнаю, что ты все же пошла на встречу с этим молокососом — убью!
«Конечно узнаешь! — фыркнула мысленно. — Потому что я пойду!»
***
Она почувствовала неладное, едва преступила порог родного дома.
Интуицией. Нутром. Каким-то мистическим внутренним радаром.
Атмосфера внутри была тяжелая. Гнетущая. И ядовитая, точно пары ртути.
Едкий запах лекарственных препаратов ударил в ноздри, заставляя поморщиться. Спустя пару секунд Лена четко распознала их: валерьянка и аммиак.
Сердце от страха сжалось в груди до размеров горошины. Ноги и руки сделались ватными, когда из кухни до нее донесся тихий женский всхлип.
— Мам? — леденея от ужаса, Белова помчалась на звук. — Ты… чего? Что случилось?
Осушив щеки от слез, Ксения Сергеевна скользнула по дочери внимательным, слегка заторможенным взглядом. Увидев на ней блузку, завязанную на узел (за неимением пуговиц), полное отсутствие колготок, взъерошенный внешний вид и припухшие искусанные губы, мама горько застонала.
Прикрыв лицо рукой, она глухо пробормотала:
— Значит, все же правда…
— Что правда, мам?
— Да говорят…
— Что говорят?
— …говорят, я первосортную шлюху воспитала!
Ее будто с размаха по лицу ударили. И внутренности ошпарили густым кипятком. В глазах предательски защипало. В горле встал болезненный ком.
— О… о чем ты? — переспросила девушка, заикаясь.
— Это я-то о чем? — истерически закричала родительница, вновь омываясь слезами. — Это ты! Ты о чем думала? Как же тебе не стыдно, дочка?! Как же ты могла? Когда все это закончится? Когда ты успокоишься? Где твой чертов предел?
Лена стояла, точно громом пораженная, совершенно ничего не понимая.
Каждый новый глоток воздуха отзывался тупой ноющей болью за грудиной.
— Но… что я такого сделала?
— Замолчи! Не разочаровывай меня еще больше!
— Мам…
— Ты помешалась на нем, Лена! С того самого дня, как увидела! Я-то думала, мы это пережили! Думала, все позади! Осталось лишь в школьных воспоминаниях! В кошмарах! А ты… нет, ты все же помешалась! Причем до такой степени, что последний стыд потеряла! Даже в институте его нашла! Продолжила преследовать и вешаться на него, как последняя… Кто ты такая? Куда ты дела мою дочь?
— Все не так, мам! — Лена сморгнула набежавшие слезы. — Дай объяснить!
— Объяснить? — воскликнула Ксения Сергеевна срывающимся голосом. — Ты ничего не объясняла мне, когда в постель к женатому мужику прыгала! Когда преследовала, соблазняла, бесстыдно себя ему предлагала и из семьи его уводила! Когда своими действиями добивалась, чтобы он бросил беременную жену! А теперь ты хочешь мне что-то объяснить? Или, быть может, наконец-то совета попросить? Не поздновато-ли спохватилась, милая моя?
Собрав в кулак все свое мужество, Белова раздраженно смахнула с лица соленую влагу и настырно вскинула подбородок:
— Что за бред ты несешь? — на эмоциях она тоже повысила голос. — Какая еще жена? Он развелся задолго до того, как к нам в школу устроился! И не преследовала я его ни разу! В институте мы вместе оказались не случайно — это правда. Но здесь нет моей вины. Это Красницкий все за нашими спинами провернул. И не уводила я Виктора ни у кого! Ты с чего все это взяла?
Но мама ее будто не слышала. Сидя на стуле, она раскачивалась в позе душевно больного человека, и твердила точно заведенная:
— Виктора? Теперь он просто Виктор? Господи, какой позор! Какой позор! А если… твой отец узнает? Спасите наши головы! Он же… обеих нас убьет!
— Мамуль! — сбросив с себя оцепенение, Лена приблизилась к ней вплотную. Крепко схватив за плечи, принялась трясти, стараясь привести родительницу в чувства. — Пожалуйста, перестань… успокойся!
— Я не могу успокоиться! Не могу! Меня никогда в жизни так еще не оскорбляли! И все из-за него. Из-за этого гада! Как же я его ненавижу! Будь проклят тот день, когда он пришел в вашу школу! Будь он трижды…
— Хватит! — рявкнула Лена, вынуждая маму ошеломленно на нее уставиться. Никогда прежде Белова не позволяла себе общаться с родителями подобным тоном. Но и ее нервы уже были не пределе. — Со мной делай что хочешь! Но в его адрес ничего подобного говорить… не смей! Заруби это себе на носу!
— Чт-что? — Ксения Сергеевна снова расплакалась. — Против родной матери ради него… пойдешь? Предашь меня? Променяешь?
Обессилев, девушка отстранилась. В груди нещадно жгло, будто ржавым гвоздем сердце истыкали. Задрожав всем телом, она медленно осела на пол прямо там, где прежде стояла, и тоже беззвучно зарыдала.
— А что мне остается, мам? Я же люблю его! Этот мужчина — мое проклятье! Я пыталась его забыть! Клянусь, пыталась! У меня было столько парней, столько свиданий, столько возможностей! Но я даже поцеловать никого из них не смогла! Хотела. Настраивалась. И останавливалась в последний момент, потому что они… не он! Не могу с другими! Тошнит от других! Тошнит! Как же ты не понимаешь? А Макаров… стоит ему лишь на горизонте появится, у меня уже сердце из груди выпрыгивает! И в жар кидает от одного его взгляда! Да, вот такая у тебя непутевая дочь! Ну убей меня, если полегчает!
Родительница, громко всхлипнув присоединилась к ней на полу.
Крепко обняла и прошептала, целуя в висок:
— Бедная моя девочка! Бедная!
«Нет, я счастливая! Я очень счастливая!»
— Вот моя рука! Я всегда буду рядом! — продолжала мама. — Помогу остановиться. Помогу переболеть. Помогу справиться. Еще не поздно, милая! Только одумайся! Умоляю тебя, одумайся! На чужом горе свое счастье не построишь, дочка!
Прекрасно понимая, к чему она клонит, Лена каменным изваянием застыла в родительских объятиях, которые напоминали сейчас давящие силки.
И все же, кое-что в словах матери заставило ее напрячься еще сильнее.
— На чьем горе, мам? — нахмурилась. — Откуда ты вообще все это узнала?
Тишина в ответ. Лишь тяжелое рваное дыхание прямо у уха.
Белова не унималась:
— Ты сказала недавно, что тебя никогда прежде так не оскорбляли! О ком шла речь? Кто тебя обидел?
Мама отстранилась. Вытерла слезы со своего лица.
Потом с ее. Только спустя продолжительную паузу, она призналась:
— Жена его мне в социальных сетях написала. Все подробно рассказала, попутно обливая нас с тобой грязью… с ног до головы. Если она и отцу твоему нечто подобное написала, как грозилась… даже представить страшно, дочка! Придется тебе эмигрировать в дикие африканские племена, спасаясь от гнева своего папашки!
