и теплее, чем здесь.
Что-то было не так. Почему Диана даже не спросила, кто она и что здесь делает? Едва она подумала об этом, как Диана обернулась к Эмили и кивнула на Тесс:
— Она с нами или как?
— Ты же сказала, чтобы я сразу приехала, — тихо проговорила Эмили. — Я хотела сначала забросить ее домой, но ведь у тебя нет времени.
— А, ерунда, пусть идет с нами.
Дойдя до конца парковки, Тесс заметила, как Диана снова достала ту самую маленькую черную штуку и приложила к считывающему устройству. Когда мама спешила по утрам на работу, Тесс видела у нее на шее точно такую же вещицу.
Эмили приблизилась к Тесс, наклонила голову к ее плечу и прошептала:
— На всякий случай не говори, кто ты есть. Договорились?
Дверь открылась, и они вошли в вестибюль. Внутри были толстая стальная дверь и два лифта. Диана нажала на кнопку рядом с одним из них.
— Мы спустимся в студию. Глупо подниматься наверх и идти в редакцию — вдруг там кто остался.
Лифт был большим, Тесс не удержалась и глянула на себя в зеркало. Волосы разлохматились, когда она сняла с себя кепку. Макияж размазался, вокруг глаз чернела тушь. Щеки бледные, как у покойницы.
Они поднялись на один этаж вверх и оказались в подземном коридоре. Здесь было еще более мерзко и отвратительно, чем на стоянке. Потрескивала змеившаяся вдоль стен электропроводка, и спертый воздух отдавал затхлостью. Тесс никогда раньше здесь не бывала, она даже не знала, что под зданием издательства есть подвал.
— Ты сказала, что у тебя есть для меня какие-то доказательства. Какие?
— Да, есть, успокойся, — небрежно отозвалась Диана.
Цокот ее каблуков отскакивал эхом от бетонного пола.
За толстой железной дверью оказалось еще одно помещение, куда более уютное, чем тот подземный коридор, по которому они только что шли. Диана привела их в какую-то комнату. Она была совсем небольшой, и одна из стен в ней была затянута бирюзовым полотном, которое закрывало все пространство от пола до потолка. Перед полотном стоял стол с кучей всякого технического оборудования.
— Рассказывай, Диана.
— Да что тут рассказывать? Ты же и так за мной следила, даже преследовала мою старенькую маму.
— Никого я не преследовала. Но ты права, я действительно встречалась с ней. И, скажу тебе, она была рада этой встрече. Судя по всему, ты давно ее не навещала.
Диана опустилась на скамеечку. Ее большие глаза выглядели печальными, и Тесс тут же прониклась к Диане жалостью. Зачем Эмили так давит на нее?
— Да, я давно не виделась с ней, — призналась Диана. — Так я пыталась забыть то время.
— Время, когда ты еще не была Дианой Грей?
— Я — Диана Грей. С тех самых пор, как я получила это имя, чтобы быть той, кем мне на роду написано стать, — твердо сказала Диана. — Как ты об этом узнала?
— Неважно, — отозвалась Эмили. — Но я журналист и должна уметь находить нужную информацию, и я нашла очень много о тебе. О том, что ты вместе со своей матерью переехала в Швецию из Польши. О том, что у тебя было трудное детство. Что ты сменила кучу приемных семей, пока не оказалась в Доме для опеки и проживания. Это там ты познакомилась с Дэвидом?
Диана упрямо посмотрела на Эмили:
— Да, в приюте одна из девочек постарше познакомила нас.
— Сколько лет тебе тогда было?
В первый раз за все время Диана посмотрела на Тесс в упор. Было что-то неприятное в ее взгляде.
— Четырнадцать.
У Тесс перехватило дыхание.
Эмили достала из сумки ноутбук и принялась лихорадочно записывать. Ее мобильный телефон остался лежать на таком же табурете, на котором сидела перед ней Диана. Тесс догадалась, что журналистка записывает разговор на диктофон.
Тесс внезапно охватила усталость. Казалось, ныло все ее тело. Почему же так рано? Ведь времени всего девять часов вечера. Должно быть, сказалось нервное перенапряжение. Она медленно съехала по стенке на пол и сидела, слушая рассказ Дианы.
— То есть он начал использоваться тебя, когда тебе было четырнадцать?
Диана кивнула, ее челюсти были плотно сжаты. Казалось, она в любую минуту может разреветься.
— Он много лет пользовался мной. Но ты должна понять, ведь он был для меня единственным взрослым, к которому я могла обратиться. Спустя какое-то время он стал самым важным человеком в моей жизни. Ведь меня все бросили. Моя собственная мать отвернулась от меня. Я сменила кучу приемных родителей, и все обращались со мной как с дерьмом. Власти предавали меня раз за разом.
— И тогда он дал тебе новое имя.
— Да, новое имя и новую жизнь. В то время у меня были темные волосы — мы перекрасили их в белокурый цвет, я сбросила вес, он оплатил еще мне пару новых грудей. В то время, чтобы пробиться на телевидение, надо было иметь большие силиконовые сиськи. Он дал мне роль в шоу. Это было первое реалити-шоу в Швеции, и я добилась в нем успеха. — Тут Диана впервые за долгое время улыбнулась. — Да, так оно и было. Думаю, уже никто не вспомнит остальных участников шоу, но меня помнят до сих пор. Дэвид сделал из меня звезду. Точнее, я сама сделала из себя звезду. Я вкалывала как проклятая.
— А потом вы поженились.
— Да. Я приняла участие в шоу, стала знаменитостью. Дэвид добился успеха со своими реалити-шоу. Можно сказать, что я помогла выстроить его карьеру, а он — мою.
Ее плечи поникли, а лицо приобрело мечтательное выражение. На губах заиграла улыбка.
— Но ты ведь все это время знала, что ему нравятся маленькие девочки? — спросила Эмили.
Диана вздрогнула, словно ее ударили. Наморщила брови.
— Мы любим друг друга. И так было всегда.
— Но ведь у него были другие? Молоденькие красотки?
— Да, я знала, что он встречается с другими. Разумеется, с молоденькими. А что в этом удивительного? У мужчин могут быть свои предпочтения.
— Даже если это незаконные предпочтения? Девушки — несовершеннолетние. И, насколько я поняла, многим из них он платил за услуги. Это называется проституция и сексуальное насилие над детьми.
Голос Эмили резко прозвучал в тишине помещения.
Диана спокойно смотрела на нее.
— Ладно бы, если бы он действительно любил детей. Но четырнадцатилетние — это уже не дети. Дэвид — не педофил.
— Самый настоящий педофил и есть! — выкрикнула Эмили.
— Нет. Он мне однажды объяснял. Он — хебефил[18], его тянет не к детям, а к девочкам подросткового возраста, у
