Никто из тех, кто встречал 2014 год – не мог предсказать, как он будет встречать год две тысячи пятнадцатый. Как и сто лет назад – точь-в-точь.
А последовавшие годы – принесли горькое понимание того, как мало, в сущности, изменился мир после времен Холодной Войны.
Одним из результатов этого нового понимания – был крах идеи цветных революций. В начале второго десятилетия – казалось, что найден некий новый инструмент, с помощью которого можно решить навязшую в зубах проблему обнаглевших автократов, каким-то одним усилием дать блага свободы народам, которые до того никогда свободы не знали. В конце этого десятилетия, которое вполне можно было назвать десятилетием утраченных иллюзий – американцы пришли к выводу, что ни в одной стране оранжевая революция не привела к какому-то качественно новому состоянию. Два майдана в Кыргызстане – привели к тому, что у власти меняют друг друга кланы воров и трайбалистов. Два майдана на Украине привели к гражданской войне и общеевропейскому кризису. Арабская весна закончилась настоящей катастрофой…
И хотя на уступки публично идти было нельзя – американцы понимали, что уступки необходимы. Потому неофициально – была достигнута договоренность о разграничении сфер влияния, о порядке согласования спорных вопросов и урегулирования конфликтов. Американцы поняли, что малые страны Восточной Европы – могут реально столкнуть мир к Третьей Мировой, и что в ней придется участвовать Соединенным штатам. Потому то и были достигнуты договоренности, наблюдать за которыми и разрешать конфликты поручили старым мастерам Холодной войны, которые имели имя на обеих сторонах невидимого фронта. Одним из таких мастеров был Саул Рабинович, еврей из Бруклина…
А вот и он…
К подъезду – подкатила новенькая БМВ, выглядящая до безумия дико в этом мире открытых мусорных баков и дыр на асфальте. Из нее выбрался старик, лет семидесяти, но бодрый еще, профессионально осмотрел двор. Конечно же, зацепился на Сауле, тот встал
– Привет, Алексей…
Русский повел его на кухню. Конечно же, кухня. Русские все время разговаривают на кухне, это еще одна русская особенность. Другая – русские там же и едят, у них нет разделения на кухню и столовую. Там, среди холодильников и плит – может решаться судьба мира…
– Как ты? – спросил Саул – выглядишь неплохо.
Русский, который ставил чайник, чтобы заварить чай – подмигнул
– Не дождешься. А ты как?
– Сердце пошаливает. А так все нормально.
– У меня есть знакомые. Ты где лечишься?
– В Бетезде.
– В Америке лечиться себе дороже. Лучше езжай в Израиль, там лучше
– В Израиле мне делать нечего.
– Вот как? Ты же еврей.
– Я другой еврей.
Рабинович относился к тем евреям, которые считали, что восстановление Израиля до второго пришествия Мошиаха есть преступление.
– Ну, как знаешь. Что хотел сказать?
– Хотел сказать, что ты неплохо выглядишь.
– Это только видимость. Вот, в санаторий приехал… без этого уже никак
– Так ты сейчас оттуда?
– Да. Процедуры принимал.
– Видел я местные санатории…
– Так что не зашел?
– Нет, спасибо.
– И зря. Электроники у вас конечно много, а вот люди…
Вскипел чайник, русский стал заваривать чай
– Я бы хотел прояснить некое… недопонимание. Насчет Сербии.
– Недопонимание… ты это так называешь?
– Именно – терпеливо повторил Саул
– Как по мне вы нарушили базовые договоренности. Сербия находится в нашей зоне
– Мы ничего не нарушили. Кое-кто из наших превысил полномочия.
– Про Желиговского так же говорили.
– Про кого?
– Желиговского. Генерал польской армии Люциан Желиговский. Он захватил Вильно, а его непосредственный командующий, маршал Пилсудский заявил, что Желиговский вышел из подчинения.
…
– Только Вильно он не отдал.
Рабинович постарался придать телу более удобное положение на стуле без спинки, который русские зовут «табуретка».
Он восхищался русскими и ужасался им. Среди них были люди, острота и широта ума которых – делала их настоящими гениями. Вот этот… отставной полковник КГБ, но он восхищался его эрудированностью – старик не уступал всему Совету национальной безопасности США. Да что там не уступал – будь он на нашей стороне, мы бы и половины ошибок не сделали…
Но при этом – русские обладали удивительной приверженностью ко злу. Каждый русский – был готов в любой момент совершить любое представимое зло – и даже то зло, которое и представить себе невозможно. Такое ощущение, что с ними было что-то не так… что-то не так с этикой, с моралью, с богобоязненностью, наконец.
Хотя… если бы в США четверть века правил Джо Сталин, еще неизвестно, какими бы стали американцы…
И с этим как то надо было жить. Не забывая, что у них кнопка, и они в любой момент могут превратить США в ядерную пустыню…
– Человек, который является проблемой – ваш человек, русский.
– Да. Но что-то мне подсказывает, что Божаич ваш человек.
– Это не так.
– Нет?
…
– Тогда все понятно. Я тебя услышал.
Русский разлил чай, подвинул стакан
– Сахар бери сам, сколько надо. Вон там. Прессованный, настоящий, питерский.
– И что? Вот так – всё?
– А что ты еще хотел…
– Я думал… ты так не поверишь…
Русский положил себе в стакан кусочек прессованного сахара, помешал ложкой. Стакан был высокий, большой. И в настоящем железнодорожном подстаканнике
– Видишь ли, Саул. Я, как и наш президент – родился и вырос не в лучшем месте… скажем так. Да?
…
– У нас были компании. Хулиганские компании. Мы дрались. Если ты заходил в чужой район, то получал по морде, и с этим ничего было не поделать, да. Но были правила. Если, например ты провожал девушку – тебя могли избить только на обратном пути. Когда с тобой девушка – тебя и пальцем не могли тронуть…
…
– Так вот. Было еще одно правило. Называлось – слово пацана. Если ты говорил – тебе верили. Потому что так было принято. Если потом выяснялось что это ложь – тебя бы потом не поняли даже свои.
…
– Вот и тут – так. Ты сказал – я услышал. Но если это ложь – мы сильно не поймем друг друга. Очень сильно…
Формально границ в Евросоюзе не было – но фактически они теперь снова были. Блокпосты полиции и военных на дорогах – они появились во время кризиса с беженцами, потом – появилась такая проблема как коронавирус. Потом вроде как и с беженцами кризис потерял остроту и с коронавирусом – но посты на дорогах остались. Потому что границы проще поставить, чем убрать. И о том надо помнить…
