— Девочка, поделишься силой? — к нам донёсся тихий уставший голос травницы.
— Что я должна делать?
— Я сама всё сделаю.
Спустя четверть часа наш отряд продолжил свой путь, а двойники ушли обратно в Пустошь.
* * *
Борзун трясся от холода и от страха, моля Двуединого, чтобы этот кошмар поскорей закончился. Сидя на этом жутком гомункуле, больше всего напоминавшего огромного паука и проворно перебирающего лапами по Пустоши, разбойник сначала беспрестанно шептал молитвы себе под нос, пока одна из ведьм не повернулась и не пообещала оторвать ему язык, который тут же его заставить сожрать, во что он тут же безоговорочно поверил после всего что видел.
В один момент ведьмы решили, что передвигаться на своих двоих — занятие утомительное, поэтому приняли решение продолжить путь на спине сотворённого исчадия.
После того как эта тварь умудрилась на его глазах сожрать по пути ледяного варана, существо свирепое и очень опасное в своей стремительности, Борзун понял — его никто не спасёт. Теплившаяся где-то внутри надежда на лёгкую смерть, пусть даже от когтей обитателей Пустоши, бесследно растворилась, когда гомункул, стремительно метнувшись к противнику, вцепился тому в шею, полностью парализовав варана, а затем просто и без затей перебил ему хребет и сожрал.
С каждым поглощённым обитателем пустоши паук видоизменялся, покрываясь хитиновой чешуёй и отращивая когти на концах лап. Борзун видел, что тварь стала сильней, быстрей и опасней, и если случись сейчас схватка с прославленным хирдом гномов из Цитадели Клана Стали, или усиленным отрядом мастеров-охотников Пустоши, то на их победу он бы и дохлой крысы не поставил. Таких жутких созданий разбойник ещё не встречал.
Показавшаяся впереди тёмная гладь широкой реки, которая и не думала замерзать, несмотря на крепкий мороз, заставила ведьму злобно зашипеть:
— Ты же сказал впереди Искар!
Скрюченными от судороги пальцами он пытался выцарапать вдруг вспыхнувший дикой болью знак у него на груди. В вырезанные раны будто плеснули раскалённым металлом. Борзун страшно закричал, срывая горло. Свалившись с гомункула, он валялся во земле, от дикой всепоглощающей боли, раздирая до крови кожу на своей груди.
— Довольно, Хильсена. Он уже всё понял, — произнесла вторая ведьма, смотря на него с интересом. — Правда? Ты же всё понял, разбойник?
Боль ушла, но Борзуна продолжало сотрясать в рыданиях.
— Да, къянмис, — торопливо всхлипнул разбойник, из опасения, что пытка сейчас возобновится, — я всё понял, — он быстро-быстро закивал головой, будто сомневался, что его услышали.
— Ну? — она вопросительно подняла бровь. — Что ты нам скажешь?
— Там, правда, Искар, но нам нужно к переправе. Она находится в трёх милях на юг ниже по течению, — он зачастил. — Там паром. Переправа. А за переправой — Искар.
— Ну вот видишь, Хильсена? Мальчик просто забыл нас предупредить, — обратилась она к спутнице спокойным голосом. — А если мальчик ещё что-то забудет нам сказать, мы скормим нашей зверушке одну из конечностей мальчика. Например, руку.
Ведьма вперила в него ледяной взгляд, не имевший ничего общего с её ласковым тоном:
— Какая рука тебе больше всего нравится, левая или правая?
— Я вас умоляю, пожалуйста, не нужно. Я всё понял, — он упал на колени. — Пощадите, прошу. Я всё сделаю, что вы скажете. Только оставьте мне жизнь, прошу! Я умоляю вас! — размазывая слёзы по лицу, он невольно начал пятиться, продолжая находиться в коленопреклонённой позе.
В его глазах было столько надежды, что ведьма удивлённо переспросила:
— Прямо всё?
— Да, къянмис, — он снова закивал, как болванчик, а затем уткнулся лбом в снег, боясь поднять глаза на ведьм.
— Договорились, разбойник, — в её словах промелькнула насмешка. — Тогда докажи.
Что-то упало возле него в снег. Слегка подняв голову, Борзун увидел перед собой кинжал в простых костяных ножнах, и его сердце пропустило удар.
— Нет, — прошептал он дрожащими губами, — пожалуйста.
Борзун с ужасом ощутил, что руки, против его воли потянулись к ножу, а весёлый девичий голос прозвучал похоронным набатом.
— Отрежь себе ухо.
* * *
Погода портилась на глазах. С наступлением вечера усилился и порывистый ветер. Чернеющее небо опустилось так низко, что, казалось, рухнет прямо на головы рискнувшим путешествовать в такую непогоду. Метель проворно набирала обороты.
В такую погоду хорошо сидеть дома, за высоким крепким частоколом и крепкой дубовой дверью, у пылающего очага и пить травяной отвар из обожжённой глиняной пиалы с куском доброго, хорошо прожаренного мяса. Борзун бы с радостью так и поступил, но Судьба распорядилась по-своему. У него не было дома и, видимо, уже никогда не будет. А ещё у Борзуна больше не было свободы, не было права говорить, пока к нему не обратятся и не было левого уха. Всё это он добровольно отдал в руки двух ведьм, когда ему пришла в голову мысль, что, заполучив двух рабынь, он сможет на время усмирить волнения в своей банде. А сейчас он прижимал окровавленный кусок нательной рубахи к уху, из которого до сих пор текла кровь.
За всё нужно отвечать. В том числе и за свои слова. Именно эту фразу сказала ему ведьма, когда он стоя на коленях, рыдая от боли, с готовностью преподнёс её окровавленный кусок собственной плоти. Теперь ухо болталось на его шее на вощёной верёвочке. Она так приказала. Чтобы помнил.
Паромная переправа. Ещё три часа, и они будут в Искаре, а на этой многоногой твари, почитай за два доберутся, если паромщик окажется на этой стороне.
Им повезло, если к данной ситуации применимо это понятие, поскольку паром был здесь.
Борзун несколько раз ударил в бронзовый колокол, подвешенный на вкопанном потемневшем от времени высоком столбе, заставив с него испуганно вспорхнуть какую-то птицу, и гулкий звон разнёсся далеко над тёмной неспокойной водой.
Паром дрейфовал неподалёку от берега, метрах в десяти, представляя собой плавучую избушку, установленную с самого края, на довольно большую квадратную деревянную платформу, которая сейчас пустовала, еле видно, покачиваясь на волнах, и то, если тщательно приглядеться.
Увидев, что на пароме по-прежнему не было никакого шевеления, он ещё несколько раз дёрнул привязанную к билу верёвку, но уже заметно сильней.
Это возымело эффект, поскольку даже отсюда, несмотря на снежный ветер, было видно, как из избушки появился паромщик.
— Слышу, демоны вас дери, — донеслось на берег. — Слышу!
Боги, неужели ты ослеп? Посмотри на берег, глупец, и отплывай как можно дальше.
Но баржа, несмотря на мысленные мольбы разбойника продолжала своё неторопливое движение. Уж можно было расслышать скрип палубной доски, а спустя некоторое время баржа с негромким стуком ударилась о бревенчатый пирс.
