Они сидели втроем в одной из комнат боярского дома, которую любезно предоставил им старый боевой товарищ Лозы.
Им было предложили по комнате каждому, но лебедяне отказались: в этой одной им ничто не мешало обсуждать между собой события, ради которых они и прибыли.
– Надо придумать, как подобраться к шатру и поговорить с Анастасией. Вдруг ей разрешается ходить по куреню. Мы бы раздобыли ещё одну лошадь и ждали её поблизости…
– Я могу встретиться с нею, – проговорил Аваджи.
– Как ты это сделаешь? – спросил Любомир.
– Очень просто, как все остальные воины.
– Это опасно, – покачал головой Лоза, – ведь твои соратники считают тебя мёртвым.
– Всё равно, появление в стане для меня куда безопаснее, чем для любого из вас. Кроме того, далеко не все видели меня погибшим. А другие вообще не знают, что я участвовал в том поединке.
– И когда ты собираешься идти в курень? – поинтересовался Любомир.
– В тот час, когда Джурмагун будет обходить посты.
На самом деле Аваджи вовсе не был так уверен в успехе, как хотел показать. Но он знал одно: жизни не пожалеет, чтобы вызволить Ану!
Он шагал по монгольскому стану нарочито деловым шагом. Совсем недавно Аваджи и сам был звеном цепочки связей и обязанностей: десятка-сотня-тысяча-тумен. Или, по-монгольски, тьма…
А ныне, смешно сказать, он здесь никто. Вражеский лазутчик, хотя его дело никакого отношения к войне не имеет. Он лишь пришёл за тем, что принадлежит ему.
Аваджи знал, что поблизости от шатра Джурмагуна раскладывают обычно небольшую хозяйственную юрту, в которой хранятся личные припасы багатура. Хотя он в еде крайне сдержан, но Бавлаш всегда следит, чтобы пища Джурмагуна была всегда свежей и лучшего качества. В этой-то юрте Аваджи и решил до времени спрятаться.
Сейчас он присел посреди берестяных коробов и чувалов с мукой, рисом, вяленым мясом и прочим, так, чтобы сквозь щель полога ему был виден вход в шатер.
К счастью, ждать пришлось недолго. Привычки Джурмагуна не изменились посты он обходил обычно в одно и то же время.
Тургауды, караулившие вход в шатёр, тут же расслабились. Да и кого им было охранять теперь? Наложницу? Она никуда не денется.
Аваджи змеей выскользнул из юрты и в броске прокатился по снегу так, что оказался вне видимости тургаудов, у дальней стенки шатра.
Он стал кинжалом рыть под этой стенкой, стараясь как можно меньше шуметь. На мгновение мысль, что Ана услышит эти звуки и поднимет переполох, бросила его в жар. Тогда он пропал. Тогда пропало всё то, что они задумали. Но изнутри не раздавалось ни звука.
Он копал как одержимый – счастье, что земля не была слишком твердой, а то он наверняка привлёк бы чьё-то внимание стуком.
Выкопав ямку под стеной, он приблизил к ней лицо и позвал свистящим от волнения шепотом:
– Ана! Ана! Ты меня слышишь? Это я, Аваджи!
– Слышу. Здравствуй, Аваджи.
И это всё? В её голосе не прозвучало даже радости. По звукам, доносившимся из шатра, он понял, что она не кинулась на его голос, как сделала бы прежняя Ана, а лишь медленно подошла.
Но он приказал себе, пока все не выяснит сам, не думать о плохом. И потому спросил:
– Тебе разрешают выходить из шатра?
– Разрешают.
– Ты знаешь, где юрта для припасов?
– Знаю.
– Тогда выходи из шатра и прогуливайся в сторону юрты. Я буду ждать тебя в ней.
– Хорошо.
Аллах всемогущий! Да со своей ли женой Аваджи разговаривал? Если бы не знакомый голос… И тут его опять кинуло в жар. Колдовство! Ана ведь притащила его в то самое проклятое село и, похоже, сама пострадала больше всех! А он? Разве не стал он больным душой в этих Халамах, когда она вылечила его тело?
От такой мысли Аваджи стало легче. Жена заколдованная была куда дороже ему жены предавшей.
Улучив момент, когда тургауды склонились головами друг к другу, обсуждая что-то смешное, Аваджи тем же способом вернулся от шатра в юрту.
Вскоре Анастасия вышла из шатра, одетая в русские одежды, с закутанным в покрывало лицом.
"Подарок Джурмагуна!" – царапнула его недобрая мысль, но Аваджи опять запретил себе об этом думать.
К счастью, от того места, где стояли тургауды, была видна лишь часть юрты, в которой сейчас прятался Аваджи. Остальную её часть закрывала копна сена, поставленная здесь для лошадей Джурмагуна.
Когда Анастасия на миг оказалась вне видимости тургаудов, Аваджи резко дернул её на себя, так что она, потеряв равновесие, влетела в юрту и упала на него.
– Здравствуй, любимая!
Анастасия неуверенно протянула ему губы. Будто не радовалась его приходу, а выполняла привычную работу. Теперь он уже не сомневался: жену околдовали. Он готов был проклинать всех урусов, и это село, и Прозору, прикинувшуюся обычной лекаркой, и даже её мужа…
– Что с тобой, голубка моя? – он решил попробовать пробиться к ней, прежней.
Губы Анастасии дрогнули, будто она собиралась сказать ему что-то важное, но тут же опять упрямо сжались.
– Мы пришли за тобой.
– С Любомиром? – безжизненно уточнила она.
– С ним. И с Лозой.
– Дети здоровы?
– Здоровы.
Точно не о своих детях спрашивает, а, из вежливости, о чужих. Аваджи решил проверить, как она отнесется к возможности скорого избавления.
– Завтра будь готова. В это же время я приду за тобой. Лоза и Любомир будут ждать нас, держа лошадей наготове.
– Я не поеду с вами, – тихо сказала она.
Аваджи подумал, что ослышался.
– Ты не хочешь ехать домой? – изумился он.
– Хочу, но не могу.
Колдовские чары так легко не разрушишь! На всякий случай Аваджи спросил, как если бы он ни о чем не подозревал:
– Почему не можешь? Тебя что-то не пускает? Какая-то посторонняя сила?
Теперь настал черед удивляться ей. Аваджи думает, что Джурмагун удерживает её подле себя с помощью колдовства? И это её умный муж, который читает книги и знает притчи?
– Меня не пускает мое слово. Джурмагун пообещал снять осаду с Лебедяни, если я дам слово остаться с ним.
– Он тебя обманул! – не выдержав, закричал Аваджи и затряс Анастасию за плечи, словно хотел вытрясти из неё это самое слово.
– Разве он не снял осаду? – впервые она взглянула прямо на него своими изумрудными глазами. – Смирись, Аваджи. Так, как смирилась я. Что такое наша жизнь по сравнению с тысячами жизней целого города?
– Но сами горожане об этом не догадываются!
