Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
Девочка в руках Альвин пошевелилась и попросила:
– Пусти!
Альвин опомнилась, поставила ее на ноги и выпрямилась. Пламя Льда лежал у ее ног, клинок остывал. Вспомнив об отце, она поспешно обернулась. Тормунд ярл уже сидел, привалившись к той самой ледяной глыбе, и пытался снять шлем, но руки плохо его слушались. Альвин подбежала к нему и хотела помочь.
– Где Пламя Льда? – Тормунд ярл говорил с трудом, язык едва шевелился. – Где он?
– Он здесь! – Альвин торопливо метнулась к башне, схватила меч, и клинок с готовностью мигнул пламенем, почувствовав ее руку. – Вот он!
– Слава богам! – Тормунд ярл сомкнул пальцы на рукояти и расслабленно откинулся на глыбу, которая чуть было не стала для него и убийцей, и надгробным камнем. – Ведь предсказано, что если мы потеряем его, то Северный замок погибнет… Я выпустил его… Но мне показалось, что он напал на великана сам по себе! Его никто не держал, он сам бросился вперед. Я видел!
– Да… может быть… – пробормотала Альвин.
Она не знала, стоит ли говорить, что сама взяла Пламя Льда. Может быть, ей, как женщине, и не следовало этого делать? Но клинок признал ее и не отказался сражаться в ее руках – ведь и в ней течет кровь Северных ярлов.
Тем временем защитники замка опомнились. Великанское воинство, сраженное пламенем Тора, лежало под стеной огромной грудой битого льда. Она занимала всю прибрежную полосу и вываливалась далеко за береговую черту. В огромной полынье плавали бесформенные обломки, ни один из них не шевелился сам по себе. Снизу прибежали женщины, помогая подняться тем, кто не мог сам, уводили вниз к огню, к горячей еде и питью. Близилось утро.
– У древнего короля Хагмунда по прозвищу Стальной Клык было двое детей: сын Альвгейр и дочь Альвхильд. Они были близнецами и очень любили друг друга. Однажды в битве Альвгейр погиб. Но его дух часто приходил к сестре и беседовал с ней, а никто другой не мог его слышать. Тогда отец стал брать свою дочь с собой во все походы и через нее советовался с сыном. Король Хагмунд посвятил Альвхильд Одину, и она стала с тех пор валькирией. В каждой битве она помогала ему, и он одерживал победы над всеми врагами.
Но однажды Альвхильд увидела Хельги, когда он один сидел на вершине зеленого кургана, и полюбила его. Он был сыном короля Ингви. Она соткала для него боевой стяг, который приносил победу или смерть всякому, кто им владел. И так вышло, что Хельги поссорился с Хагмундом. Альвхильд молила Одина не посылать ее в битву, потому что она должна была принести в этой битве смерть или отцу, или возлюбленному. Она молила Хельги отказаться от этой битвы, но он не мог отступить…
Бергер ярл замолчал, глядя в море на юге, как будто окончание старинной саги таилось где-то там.
– И что же? – Альвин не выдержала молчания. – Что же вышло?
– Она… разорвала надвое стяг, который должен был принести победу или смерть… – снова заговорил Бергер ярл, глядя куда-то вдаль. На его лице еще отливал легкой желтизной след огромного синяка, от лба до скулы, полученный им в ту ночь, когда на замок шли ледяные великаны. – И отдала одну половину Хельги, а другую – Хагмунду. Но и ей самой нужно было встать на чью-то сторону, а она не могла выбрать.
– Но что же она выбрала?
– А этого никто не знает. И Хагмунд, и Хельги, и Альвхильд после этой битвы были найдены мертвыми, и только сам Один знает, на чьей же стороне она сражалась.
– Ну вот! – разочарованно сказала Альвин. – Опять неизвестно, чем кончилось.
– А ничего на этом не кончилось, – возразила Тора. – Альвхильд и Хельги родились снова. Одину не понравился тот выбор, который она сделала, и он заставил ее прожить жизнь сначала.
– И ты знаешь, что она выбрала во второй раз? – Альвин обернулась.
Тора держала на руках своего названого братика, сына Гудрун. Он рос, как все обычные младенцы, и сейчас ему было всего семь месяцев. Зато девочка-найденыш за один месяц вырастала так, как обычные дети за шесть лет. В феврале она уже стала подростком – нескладным, с длинными и тонкими руками и ногами, но в ее точеном личике с большими голубыми глазами уже тогда проглядывала такая мягкая прелесть, что все женщины говорили о ней: «красавица будет». С февраля она служила нянькой своему названому братцу, охотно помогала во всех домашних работах и была такой ловкой и прилежной, что Фрида не могла нахвалиться. В конце марта она выглядела уже восемнадцатилетней девушкой, и все мужчины смотрели на нее со вполне понятным интересом.
Но Тора славилась не только быстрым ростом и красотой. Откуда-то она знала много разных вещей, которым служанки на кухне никак не могли ее научить.
– Она еще не выбрала, – продолжала Тора. – Она даже не знает, что ей придется выбирать. Она не знает даже того, что она – Альвхильд и живет второй раз, что Один дал ей новую жизнь, чтобы исправить ошибки прежней. Но и она, и Хельги, ее возлюбленный, опять где-то здесь, на земле.
– Не хотела бы я оказаться на ее месте! – Альвин повела плечами.
– Может, это окажешься ты, а может, и нет! – сказала Тора. – Смотрите, как лед потрескался.
– Скоро ледоход, – заметила Альвин.
Настал апрель, дни становились все длиннее и теплее. Овцы на пастбищах ягнились, и пастухи удивлялись: чуть ли не каждая приносила тройню, причем молока бывало так много, что удавалось выкормить всех.
– Это удачный год! – говорили на острове. – Ведь еще на Середине Зимы, когда Тормунд ярл приносил жертвы, предзнаменования были самые хорошие!
Мимо замка медленно плыли огромные ледяные поля, по виду еще цельные и нерушимые, но уже потрескавшиеся и отданные на волю течений. Прилетели с юга птицы и устраивали гнездовья на скалистых островках. Над замком стоял оглушительный шум птичьих криков, но никто не жаловался. Целыми днями дети, подростки, женщины половчее собирали птичьи яйца, весь замок и все островки питались только ими. В глубокие, вырубленные в скале подвалы, набитые льдом, бережно укладывались тысячи и тысячи яиц: мелких и побольше, белых, желтых, серых, голубых, в крапинку, с пятнышками, даже с ниточками трещин, нарисованными самой природой, чтобы издалека яички скальной трещотки можно было принять за камешки. Но мальчишек Северного замка было не так легко обмануть, тем более какой-то глупой трещотке! С корзинами снуя туда-сюда, жители островов запасались яйцами на весь год. В гнездах собирали пух, из которого потом получаются такие теплые одеяла.
Альвин тоже принимала в этом участие, каждый день выводя на скалы целую дружину из замковых служанок и детей. Осторожно пробираясь по ползущим льдинам, они взбирались на скалы, а через некоторое время сдавали полные корзины работникам, ждавшим внизу с легкими санками. Мальчишки палками отгоняли птиц от гнезд, и приходилось надевать грубые плащи из тюленьих шкур, чтобы защититься от ударов жестких крыльев, острых клювов и когтей. А также от других признаков птичьего негодования, более мягких, но зато вонючих!
– Не ходи, Альвин! – Эрлингу не нравилось, что она отправляется с утра за яйцами, куда он не мог за ней последовать: сломанная в битве с великанами рука у него срасталась медленно, и он еще был неловок. – Лед совсем плохой, ты сорвешься!
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
