Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
Ей вдруг стало невероятно важно разглядеть каждого из них. Каждого, кто был дорог Азиму так же, как ей дорога Лиза, каждого, чья жизнь оборвалась так же преждевременно и внезапно, как жизнь ее дочери. Она смотрела, смотрела, и в моменте ей показалось даже, будто фотографии приближаются так, чтобы она могла углядеть на них всякую деталь: каждое лицо, улыбку, каждый взгляд и выражение в нем. Она вдруг ощутила, насколько живыми были когда-то те, кто запечатлен на этих фото. А вместе с этим она стала способной ощутить каждый перелив той изменчивой, верткой, неуловимой как ртуть боли, которую испытывает Азим от того, что этих людей больше нет, и он навсегда лишен возможности своими глазами увидеть, как играет солнце в их волосах, как пролегают тени в складках их морщинок, прорисованных радостями, скорбями или обидами, но, как бы то ни было, – жизнью.
– Как ты с этим живешь? – Тихо спросила Лаптева не в силах оторваться от снимков, когда Азим вернулся в комнату.
– Просто живу, и все, я не думаю о том: как. Живу с мыслью, что они там, а я здесь. Это ведь временная разлука, – ответил он, ставя на прикроватную тумбочку чашку и креманку с вареньем. Он сразу понял, о чем она говорит, будто ждал этого вопроса. – Живые порой тоже разлучаются надолго и считают, что нет в этом ничего особенного, а чаще даже не замечают лет, проведенных вдали друг от друга.
Он сел на край постели и сделал жест рукой, давая ей понять, что нужно приподняться. Лаптева хотела было сесть, но тело ощущалось непривычно тяжелым, и она обмякла, опершись на локоть. Азим торопливо поправил подушки так, чтобы она могла облокотиться на них, а потом поднес к ее губам чашку и, придерживая за затылок, стал аккуратно поить. На секунду Лаптевой показалось, что в его касании кроется нежность, и что-то по-юному трепетно дрогнуло внутри.
– Я так не смогу, наверное. Не смогу просто жить, и всё.
Теплый сладкий чай растекся по пересохшему горлу как целительное снадобье.
– Сможешь. Ты сможешь не только жить, но даже испытывать счастье, если захочешь.
Лаптева упрямо качнула головой, и Азим отстранил от нее чашку, чтобы она случайно не толкнула ее подбородком.
– А ты разве счастлив? – Вдруг спросила она, будто уличая его.
– А почему ты спрашиваешь об этом с удивлением? – Улыбка едва тронула его губы, но глаза откровенно засмеялись.
– После всего пережитого… Да и вообще твоя жизнь не похожа на сказку… – Лаптева запнулась.
– Ты считаешь, для того чтобы испытывать счастье, нужно иметь какую-то особенную жизнь? Похожую на сказку? Или похожую на рай?
Азим все же позволил себе улыбнуться шире. Поскольку Лаптева не спешила отвечать, он продолжил:
– Счастье, Ира, это всего лишь навык. Такой же, как езда на велосипеде. На то, чувствуешь ли ты себя счастливой, по большому счету не влияет качество твоей жизни, все упирается лишь в то, умеешь ли ты испытывать это чувство.
Он снова приложил обод чашки к ее губам, и она послушно глотнула.
– Лучше всего, конечно, когда это прививают родители на своем примере, когда еще ребенком ты учишься у них радости жизни в мелочах. Например, радоваться погожему дню, предстоящей встрече с кем-то из друзей или близких, да просто тому, что вот чай, например, в меру теплый и сладкий. В общем, любой самой маломальской мелочи. А когда умеешь это сам, то передаешь дальше по цепочке тем, кто учится жизни у тебя. Я называю это искусством подмечать золотые песчинки на пыльной дороге. И «подмечать» здесь ключевое слово.
Теперь он поднес к ее губам ложку с абрикосовым вареньем. Лаптева приняла и его. Не торопясь глотать, она подержала сладость на языке, чтобы вполне почувствовать вкус, и вдруг подумала, что в этот самый момент, пожалуй, понимает Азима яснее, чем когда-либо. Варенье было удивительно вкусным, оно и впрямь могло на мгновенье осчастливить кого угодно, даже ее.
– Важно эти мелочи-песчинки подметить, наклониться, поднять и бережно положить к другим, собранным раньше в свой ларец, – неспешно, как заклинатель, продолжал Азим. – И не важно, где будет храниться этот ларец: в коммуналке или в хоромах, важно, что там внутри. Твой ларец счастья пуст, ничего ты в него за жизнь не положила, но еще не поздно начать. Научиться этому искусству можно в любой момент, стоит только захотеть. Я сам научу тебя.
– Всё это красиво, Азим, но… – встрепенулась Лаптева, чувствуя, что его баюкающая речь снова уводит ее прочь из реальности, словно звуки волшебной флейты.
Но из ее реальности так просто не уйти, не сбежать. Да и права такого у Лаптевой нет: сбегать, отрекаться, пытаться забыть. Нет. Сначала надо узнать, узнать наверняка, почему с Лизой случилось то, что случилось. А потом уже решать, может ли она позволить себе мысль хотя бы о гипотетическом счастье или нет ей прощения.
– Но страдать тебе нравится больше? – Не дал ей договорить Азим. – Конечно, ведь именно этому учит вас религия. Жизнь – испытание, а счастье и покой возможны лишь в Царстве Божьем. Как у вас в Новом Завете: «Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие”. Вы любите приговаривать, что страданиями душа очищается, что Иисус терпел и вам велел. Так? Все это у тебя в подкорке, Ира. Только это ты и можешь передать своим потомкам. С такой установкой действительно трудно себе представить, как можно быть счастливым.
От упоминания потомков у Лаптевой внутри все сжалось. Общаясь с Азимом, она всегда чувствовала себя в безопасности, не ожидая подвохов. Но то, что он сказал сейчас, показалось ей издевкой, ударом исподтишка по самому больному. На глазах ее тут же выступили слезы.
– У меня никогда уже не будет потомков, Азим. Или ты забыл, почему я сейчас лежу здесь как ветошь? – Сказала она, стараясь удержать голос от дрожи.
– Ай, Ира, – отмахнулся он, давая понять, что не намерен сюсюкаться. – Ты не старая еще. Кто знает. Если перестанешь терпеть и начнешь жить, то все может случиться. Жизнь щедра к тем, кто принимает ее с благодарностью. Но сначала научись быть счастливой, ведь дети – это продолжение нас самих.
Лаптева ничего не успела ответить. Она даже не успела сообразить, что именно намерена сказать в ответ, потому что как раз в этот момент в тишину квартиры ворвалась трель дверного звонка. Азим тут же направился открывать.
– Добрый день! Иван Замятин, – донесся из прихожей знакомый голос.
– Здравствуйте, проходите, – ответил Азим. – Это я говорил с вами с телефона Иры. Она нехорошо себя чувствует, но очень хочет вас видеть.
«Вот сейчас решится» – с пронзительной ясностью поняла Лаптева, прислушиваясь к тяжелым шагам Замятина. На нее вдруг нахлынуло состояние предыдущей ночи, когда она тонула в яростных волнах прозрения. Ее снова зазнобило, и она вспомнила, как, теряя сознание, требовала от Азима, чтобы он связался с Замятиным как можно скорей. И вот он, майор: явился и стоит теперь перед ней, неуклюже переминаясь с ноги на ногу и отводя взгляд.
– Извините, что потревожил вас в плохом самочувствии, но ваш знакомый сказал по телефону, что лучше не откладывать встречу. Я и сам собирался приехать и отдать вот это. – Майор качнул рукой, в которой держал технику Лизы.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
