Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
Но годы идут, и они — один за другим — покидают нас, обращаются в бесплотных призраков и находят свое последнее прибежище в наших воспоминаниях. Пытаясь заставить родной голос зазвучать хоть на доли секунды в нашей голове, стараясь вернуть из небытия очарование их улыбки, мы можем часами тщетно рассматривать их фотографии. Боль утраты любимого существа нельзя преодолеть, ее притупляет только время.
И с каждой новой смертью наша Вселенная всё больше сдвигается в другое измерение — в плоскость наших фантазий, плоскость нашей памяти. Она уходит в прошлое, мы всё меньше живём сегодняшним днём, и всё больше погружаем себя во вчера, которое нечётко и расплывчато отпечаталось в нашем сознании.
Первыми уходят бабушки, дедушки, погибает собака, которая была с нами рядом, пока мы подрастали — и вместе с ними умирает наше детство. Их смерть — это рубеж: после неё начинается так называемая зрелость.
Потом приходит черёд родителей; когда и они нас покинут, это будет означать, что взрослая жизнь окончена, и мы замерли на пороге старости. И вот умирает кто-то из давно поседевших школьных друзей или беззубо, но с прежним задором улыбавшихся нам товарищей по университету; наконец, муж или жена.
Это последний знак: пора готовиться и нам. Потому что весь наш мир, словно гибнущий огромный океанский лайнер, погружается в пучину прошлого. Темные воды по капле заполнят каюты воспоминаний, заселенные образами коллег, армейских сослуживцев, фантомами отцов и братьев, матерей и сестер… Хлынут в роскошные банкетные залы, где мы отмечали свои маленькие триумфы: успешно сданные школьные экзамены, выстраданное поступление в университет, любовные победы, свадьбы и рождения детей, годами ожидаемые повышения по работе. Затопят и трюмы, куда свалены гнить черные часы нашей жизни: мы хотели бы задраить их наглухо, но память зияет щелями, края которых никогда не сойдутся.
В старости мы гораздо больше принадлежим вчерашнему дню, чем настоящему. И обклеенная пожелтевшими от времени фотоснимками келья Кнорозова-Ицамны, его больничная палата в башне из слоновой кости, мало чем отличается от комнат, в которых доживают свои дни другие одинокие старики.
Они часто не приемлют новой жизни, сварливо отталкивают настоящее, оно им не нужно, оно вторгается в счастливый акварельный мир их прошлого. Их Титаник почти уже ушёл на дно, но они не хотят покидать его. Стоя у заржавевшего штурвала, они пристально вглядываются назад, в даль. Они живут в воспоминаниях, их мир почти окончательно сдвинулся в измерение призраков и иллюзий, где живы их родители, где можно ощутить на коже шершавую ладонь дедушки, который гладит их по щеке, и где всё ещё слышен азартный лай их любимой собаки, требующей, чтобы ей снова бросили палку, чтобы эта веселая и простая игра никогда не заканчивалась.
…Когда волны забвения доберутся до капитанского мостика и лизнут наши ноги, надо будет только с достоинством отдать в последний раз честь и молча закрыть глаза. И тогда мы в свою очередь станем тем рубежом, который обозначит конец детства для наших внуков и начало старости для наших детей.
* * *
Не возьмусь сказать точно, сколько времени я провел на аудиенции у Бога: часов у меня не было. Если судить по мрачному небосклону, разбавленному лишь мутной облачной суспензией, стоял поздний вечер, а может, уже и ночь. Однако вокруг было непривычно людно. Рабочие и спасатели продолжали расчищать завалы, а в палаточных городках, которыми обросли прореженные землетрясениями улицы, бурлила нездоровая, лихорадочная деятельность. Видимо, горожане теперь боялись спать, не зная, удастся ли им еще открыть глаза, сомкни они их сейчас хоть на миг. Что ж, страх был им простителен, ведь им было неведомо то, что знал я. А после моей беседы с Ицамной возвещать всем им скорый и неминуемый конец я отчего-то не хотел.
Как вы проведете оставшиеся вам скупо отсчитанные часы? Что станете делать, понимая, что всего теперь уже не успеть? Какие из давних мечтаний попробуете осуществить?
Мне не было известно, сколько еще времени у меня остается на завершение моих земных дел; но среди них было одно, не терпящее отлагательств. Мне передали первую главу дневника Каса-дель-Лагарто. Ту самую, из-за которой был пожран чудовищами несчастный переводчик-испанист, возможно, заглянувший за раскрашенный декоративный фасад мироздания и обнаруживший, что оно сыпется старческой трухой. По кнорозовскому соннику его смерть означала исключительность содержавшихся в этой главе сведений. Клерк из бюро переводов безнаказанно одолел куда большую часть книги, прежде чем пришли и за ним. Вероятно, одни лишь первые страницы дневника стоили столько же, сколько все срединные главы, взятые вместе.
Дома не было света; варить кофе пришлось при свечах. Позвякивая блюдцем, я прошел в комнату и, осторожно водрузив подсвечник на рабочий стол, с благоговением раскрыл кожаную папку. Сколько раз мне приходилось фантазировать, что же именно окажется на потерянных страницах, первая из которых была увенчана тяжелой шапкой «Capitulo I»… И лишь сейчас, перед заключительным аккордом небесного органа, мне позволено было ее прочесть. Мой путь оканчивался там же, где начинал свое странствие испанский конкистадор: в городе Мани, прохладным апрельским утром 1562 года.
«Имя моё Луис Каса-дель-Лагарто. Я происхожу из старинного дворянского рода, и мои предки служили еще королю Кастилии Фердинанду и его царственной супруге Изабелле I, и те знали их как верных вассалов, готовых отдать жизнь и душу за корону без колебаний. Родился я в Мадриде, и, продолжая традиции мужчин моей семьи, сделался воином. Честный род наш обеднел; ища славы, а более всего, средств к существованию, достойному дворянина, достигнув двадцати восьми лет, я решил отправиться в Вест-Индию, которую покорил для короны сеньор Эрнан Кортес, величайший из завоевателей. Так я прибыл в Юкатан, где и прослужил около пяти лет, усмиряя индейцев и способствуя укреплению власти короля и Папы. Там я сдружился с монахами, укрепившими мои знания грамоты, благодаря чему я сейчас могу записать эти строки. Там же произошла со мной преудивительная история, которую, с помощью Господа, поведаю в настоящем сообщении.
Что Юкатан, который раньше считали островом, в действительности является частью недостаточно изученного материка. Что земля там ровная, лишенная возвышенностей, отчего плохо видна с кораблей, и что лишь в местности между Кампече и Чампотоном виднеются холмы, самый большой из которых зовется Лос Дьяблос, для коего названия имеются причины самые зловещие.
Что берега там также ровные и низкие, при неглубоком дне, отчего большие корабли не могут подойти к ним близко и ходят на некотором удалении; само же дно илистое, поэтому если случается так, что корабль выбрасывает на берег, погибают немногие. Однако под илом есть скалы и сланец, которые часто портят корабельные канаты.
Что земля Юкатана населена индейским народом, называемым майя. Что народ этот был в древности велик, о чем и по сей день напоминают сооруженные им постройки; но случилось так, что, уверовав своим жрецам и предсказателям, обещавшим Судный день раньше срока, в обозначенный миг он бросил свои города и сам потерял память. Что в наши дни испанцы склонили их к вере Христовой, чем уберегли от новых искушений, но и помешали помнить заветы прадедов.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
