Ровно через четыре недели после рождения ребенка Арианастояла с чемоданами в прихожей своего бывшего дома. Согласно условиям развода,она освобождала помещение. Спеленутый младенец уже лежал в такси. Мать иребенок переезжали в гостиницу, которую Ариане порекомендовала медсестра. Тамбыло уютно и недорого, к тому же питание входило в стоимость проживания.Вообще-то после кесарева сечения полагалось долгое время находиться напостельном режиме, но у Арианы такой возможности не было. Она несколько разпыталась позвонить Полу на работу, однажды даже осмелилась потревожить егодома, но все тщетно – Пол отказывался с ней разговаривать. Все было кончено. Онотправил ей чек на пять тысяч долларов, а взамен потребовал ключи от дома.
Ариана закрыла за собой дверь и шагнула навстречу новойжизни. Ее имущество состояло из ребенка, одежды, фотографии Манфреда и томикаШекспира с потайным отделением. Кольцо с бриллиантом, полученное ею от Пола,она вернула бывшему мужу и теперь опять, как прежде, ходила в кольцах Манфреда.Они так естественно и плотно сидели у нее на пальцах, что Ариана поняла: большеона никогда с этими кольцами не расстанется. Отныне и навсегда она будетАрианой фон Трипп. Если в Штатах приставка «фон» сейчас не в моде, от нее можнои отказаться, но никогда больше Ариана не будет лгать и притворяться. Она, каки многие другие, пострадала от фашистов, но при этом отлично понимала, чтонацисты – это огромная людская масса, в которой попадались и вполне достойныеличности. Никогда больше она не предаст Манфреда.
Манфред – вот муж, которому она будет верна всю жизнь. Отаком отце не стыдно рассказать сыну. Этот человек доблестно служил своейстране и был верен женщине, которую любил, до самого конца. Еще она расскажетсыну о Герхарде, о деде. Может быть, когда-нибудь она поведает ему и о своембраке с Полом Либманом, но в этом Ариана уверена не была. Она знала, чтопоступила скверно, но и заплатила за свой поступок сполна. Ничего, утешала себяона, с улыбкой глядя на спящего младенца. Зато у нее теперь есть сын.
44
Когда Ноэлю исполнилось два месяца, Ариана увидела в газетеобъявление, в котором предлагалась работа продавщицы в магазине иностранныхкниг. Жалованье там платили мизерное, но на него все же можно былосуществовать, а главное – Ариане разрешили приносить с собой на работу ребенка.
– Ариана, ты должна это сделать! – сказала молодаяженщина, наблюдая за тем, как Ариана возится со своим малышом.
Прошел год после того, как Ариана начала работать в книжноммагазине. Ноэль уже ходил и все время хватался ручонками за яркие корешки книг.
– Мэри, мне ничего от них не нужно.
– Тебе, допустим, не нужно, а твоему ребенку? Неужели тысобираешься всю жизнь торчать в этом магазине? Не произойдет ничего страшного,если ты наведешь справки. Ты ведь добиваешься не милостыни, а того, что тебепринадлежит по праву.
Ариана заколебалась.
– Не принадлежит, а принадлежало. Это большая разница. Когдая уезжала, все имущество захватили нацисты.
– Во всяком случае, нужно сходить в консулат и выяснить.
Мэри была настойчива, и Ариана решила в ближайший выходнойпоследовать совету подруги. Германское правительство постановило, что люди,пострадавшие от нацистов, могут получить компенсацию за утраченное имущество. УАрианы на руках не было никаких документов, из которых следовало бы, что дом вГрюневальде и родовой замок Манфреда принадлежат действительно ей, и этоосложняло дело.
Две недели спустя, когда выходной пришелся на четверг,Ариана с детской коляской отправилась в немецкое консульство. Был холодный,ветреный мартовский день. Ариана чуть было не отложила свой поход из опасения,что пойдет снег. Оказавшись у здания консульства, она закутала ребенка в теплоеодеяло и открыла массивную бронзовую дверь.
– Чем я могу вам помочь? – спросили ее в приемнойпо-немецки.
Ариана ответила не сразу. Она давно уже не слышала роднойречи, не видела европейцев, да и от официальной вежливости, не слишкомраспространенной в Америке, тоже успела отвыкнуть. Ей показалось, что она в мгновениеока перенеслась обратно в Германию. Ариана принялась объяснять чиновнику, в чемсостоит суть ее дела. К величайшему ее удивлению, чиновник отнесся к нейуважительно, с вниманием, предоставил всю необходимую информацию, выдал бланкии предложил явиться вновь на следующей неделе.
Когда Ариана пришла в консульство в следующий раз, ввестибюле было довольно много народу. У Арианы в кармане лежали заполненныебланки, и теперь ей оставалось лишь дождаться приема у клерка, которыйпереправит бумаги по назначению. Кто знает, сколько времени займет юридическаяпроцедура? В лучшем случае годы, а в худшем она вообще ничего не получит. Нотем не менее попытаться следовало.
Стоя в очереди с коляской, в которой мирно спал Ноэль,Ариана закрыла глаза и представила себе, что она снова дома. Сделать это былолегко – отовсюду доносились звуки немецкой речи: баварский, мюнхенский,лейпцигский, франкфуртский диалекты, даже суетливый берлинский говор. Эти звукибыли родными, сладостными, и в то же время слушать их было мучительно больно.Среди обилия знакомых слов и интонаций ни одного знакомого голоса. В этот мигАриану кто-то схватил за локоть, она услышала удивленное восклицание,судорожный вздох и, открыв глаза, увидела перед собой – о чудо! – знакомоелицо. Эти карие глаза она когда-то видела прежде… Неужели с тех пор прошловсего три года?
– О Господи! Не может быть!
У Арианы выступили слезы. Это был Макс, Макс Томас… Нераздумывая, она бросилась ему на шею. ??ни простояли обнявшись, казалось,бесконечно долго. Оба одновременно смеялись и плакали. Макс прижимал ее к себе,целовал, любовался ребенком. У Томаса тоже было ощущение, что осуществиласьнесбыточная мечта. Ариана рассказала ему о гибели отца и Герхарда, оконфискации дома. Поведала она Максу и о Манфреде. Ей уже нечего было бояться инечего было стыдиться. Она сказала, что полюбила Манфреда, что они поженились,что Ноэль – их сын. Однако выяснилось, что Макс и так обо всем знает, заисключением рождения ребенка. После войны он приехал в Берлин и долго разыскивалфон Готхардов.
