— Папа, ты где?
— Черт-те где! В Кловердейле!
— Это что, вестерн? Слышу характерные вопли.
— Вроде того. О жителях ранчо, к которым вторгаются инопланетяне.
— И что делают эти инопланетяне/
— Вселяются в коров, но выселиться не могут. Скотоводы замечают, что коровы резко поумнели, а когда растет цена на говядину, бесятся.
— Какой бюджет?
— Никакой.
— Зачем звонишь?
— Хочу, чтобы ты приехал на съемки.
Кловердейл отсюда в получасе езды, но поскольку он в долине реки Фрейзер, такое ощущение, что до него три часа. Кажется, Лос-Анджелес и то ближе. Да, я плохой сын и ехать не хочу.
— Папа, я купил на «еВау» несколько материнок восьмидесятых годов, мне их надо почистить.
— Итан, я влюбился. Тяжелая артиллерия.
— Вот оно что, — проговорил я.
— Ты как будто меня осуждаешь.
— Я просто удивляюсь. А как же мама?
— Приезжай, покажу, что сегодня сняли.
— Папа, ты статист в фильме об инопланетянах, которые вторгаются на ранчо. С какой радости тебе покажут отснятый материал?
— Сегодня мне наконец дали первую роль с репликами. Я решил, что будет уместно рассказать тебе и о других изменениях в моей жизни.
Я выдохнул весь воздух из легких.
— Ладно. Скажи, где ты.
— Я передам трубку Шэрон. Она наш водитель и вообще занимается транспортом.
Шэрон дала мне странные указания: два поворота влево, два поворота вправо — зеркальное отражение дороги к матери.
Я припарковался и нашел трейлеры. Открыл дверь, думая, что увижу отца в слюнявчике для грима и с бутылкой воды. А он целовался взасос с девушкой, очень похожей на Эллен Ковач, которая училась в моей школе на два класса младше.
— Папа?
Французский фарс какой-то: отпрыгнули друг от друга и начали приглаживать волосы и поправлять футболки, типа между ними ничего не было.
Не волнуйтесь, — сказал я, — никто никого не осуждает.
— Сынок, это Эллен.
— Привет, Эллен.
— Итан, ты со школы совсем не изменился!
— Вы вместе учились?
— А она тебе не говорила? Отец сказал:
— Мы влюблены. Странно, да?
— Знаешь, сегодня я видел кое-что постраннее. Отец пытался хоть как-то оправдаться.
— Эллен занимается выбором натуры. Умная девочка. Надо менять тему.
— И как съемки? Эллен ответила:
— Вообще-то не очень. Мы готовили сцену, которая происходит якобы в Нью-Мехико, что изобразить в Ванкувере невозможно, по крайней мере с нашим бюджетом. Поэтому мы полили все поле и овраг изоцианином цинка. Он дает хороший цвет ржавчины. Правда, в соседней речке лосось не будет водиться несколько лет.
— Разве она не талант? — спросил отец.
— Да, талантище. Эллен сказала:
— Мне нужно готовиться к завтрашнему дню. Будет долгая съемка. Над ранчо зависает главный корабль.
Отец сказал:
— Ничего, мы пока посмотрим, что отснято. — Он повернулся ко мне. — Пошли.
Голубки поцеловались на прощание, и я пошел за отцом в другой трейлер.
Мы выбрали самый плохой момент — просмотр запорченных кадров. В объективе застрял волосок, в микрофоне оборвался провод. При виде этого мужчины в костюмах обильно потели. Даже мне, непосвященному, было понятно: куча денег ушла на ветер. Отец спросил режиссера:
— Мэтт, ты не мог бы…
— Тебя вырезали, Джим.
— Что?
— Твоей роли больше нет.
— Папа, я думаю, нам лучше уехать.
По дороге к трейлеру массовки отец твердил: — Как же моя роль…
— Давай я отвезу тебя домой.
Я ехал и думал, нет ли какой-нибудь субъективной, неэйнштейновской теории времени, которая объясняла бы, как я ухитрился впихнуть столько странностей в один день. Стив, черепахи, мертвые байкеры, отцовские интрижки. По ощущению этот день был похож на два или три, сжатых в один. Интересно, у богатых людей, которые в день зарабатывают больше, чем я за весь месяц, восприятие времени тоже другое? Оно медленнее или быстрее, чем мое?
Наконец я нарушил молчание и спросил отца, какая у него была реплика.
— «Чертовы инопланетяне!» — злобно взревел он. — Ну как, я молодец?
— Папа, это я должен ждать твоей похвалы, а не наоборот.
— Мы уже все взрослые, и, между прочим, ты не один в машине. Так что будь добр, соблюдай правила.
— Но по той полосе никто не едет.
— Мысли масштабней, Итан. Твоя голова вечно заперта в маленьком шкафчике, как коробки с рождественскими украшениями посреди июля. Ты должен открыться новым идеям…
Я заметил, что отец вытворяет что-то странное со своей кроссовкой.
— Папа, ты натираешь кроссовку витамином Е?
— Ну и что?
— Зачем?
— Сохраняет упругость кожи.
— Что за бред! И вообще, откуда у тебя такая куча капсул с витамином Е?
— Нашел их в мусоре Фрейзеров.
Семья Фрейзеров живет через три дома от моих родителей.
— Что?!
— Я испытывал новый шагомер и заметил, что Фрейзеры выбросили отличную баночку витаминных капсул.
— Папа, я ушам своим не верю! Ты вытащил из чужой мусорки витамин, чтобы натирать себе кроссовки?
— Все какая-то польза.
— Польза пользой, но разве мамина плантация не приносит вам такой доход, что уже не надо красть витамины?
— Мы все откладываем.
— Почему?
— А вдруг ты или Грег окажетесь в другой стране и вам потребуется операция? От аппендицита можно разориться, особенно в Штатах.
— Папа, ну, я понимаю, если бы витамины крали дедушка или бабушка. Они жили во времена Второй мировой и Великой депрессии. Но ты?
— Ничего я не крал! Когда мусор вынесли, он принадлежит всем.
— Что бы со мной ни случилось, я бы никогда не крал витамины из соседской мусорки.
— Такие мы правильные, да?
— Да, папа, мы правильные. Напряженное молчание. Более напряженное молчание.
Я так не хотел говорить об Эллен, что молчание напряглось еще больше.
Я не выдержал.
— Ну и что еще хорошего они выбросили?
— Прекрасный зонтик! Черный, с ротанговой ручкой, и всего одна спица сломана.
