Ракета стонала и содрогалась, словно просыпаясь от кошмарного сна, а затем начала раскручиваться. Из ее глубин заструился плотный белый газ, быстро наполнивший зал. Свечи погасли, и дамы, закашлявшись, схватились за шеи в жемчугах. Мои товарищи по несчастью один за другим, побагровев, осели на пол. Толпа гостей и официантов хлынула к выходу, спотыкаясь друг об друга, и с ужасающей неизбежностью перекрыла выход. Схватив со стола бутылку, я смочил салфетку вином и прижал к лицу. Не знаю, насколько хорошо это заменило мне противогаз – повторить это я бы не решился, – но это было лучше, чем ничего, раз я остался на ногах, когда все вокруг меня повалились на пол, и поднять их на ноги я не мог, как ни пытался.
Не помню, как я решил бежать, но в какой-то момент я обнаружил, что ноги несут меня к выходу, и лучше не думать о том, на что они наступали – хрустнувшее крыло хрустального лебедя, женское ожерелье, вытянутую мужскую руку… и кто знает, что еще. Придерживая за локоть какую-то женщину, я миновал кухню и оказался на улице, где нас ждала толпа, разразившаяся радостными криками, когда мы со спутницей рухнули на булыжную мостовую. Позже оказалось, что это была президентка Клуба шести тысяч. Я рад, что женщина выжила, но с сожалением сообщаю, что, согласно статистике линейных, население Мелвилля до сих пор не превысило пяти тысяч человек[4].
Вдохнув полной грудью, я встал и бросился обратно в здание, но кто-то схватил меня и силой уложил на землю. Я моргал, лежа на спине. Даже в лучшие времена мой левый глаз видел неважно, хотя при взгляде на меня этого не скажешь. Другой же глаз так пострадал от газа, что сначала я едва различал лицо моего верного ассистента, мистера Карвера. Он выглядел обеспокоенным за мою жизнь и здоровье, что и неудивительно, ведь я не платил ему уже несколько недель.
Нас окружила толпа горожан. Рядом с Карвером сел на корточки мужчина в вересково-зеленом костюме, на потрепанном воротнике которого красовалась золотая булавка. Он положил руку мне на колено и сказал:
– Все кончено, сынок. Не стоит рисковать жизнью, ты их уже не спасешь – их никто не спасет.
Позже оказалось, что это был репортер «Мелвилль Бустер».
Сначала я не понял, о чем он: от газа и вина у меня кружилась голова. Я чуть не спросил: «Спасет кого?» На самом деле я хотел вернуться за салфеткой с чертежами Процесса Рэнсома, боясь, что они попадут не в те руки. Вместо этого я промолчал, а вскоре потерял сознание.
* * *
Мои горячность и отвага заслужили всеобщее восхищение. Художник «Бустера» нарисовал мой портрет для статьи и был так любезен, что подбородок у меня на портрете казался более твердым и уши не так топорщились. К концу дня покровители могли бы занимать ко мне очередь. Но мне это казалось неправильным. В тот же день Карвер собрал нашу поклажу, и мы уехали из города.
Эта история не о моем героизме. Просто она случилась в тот год. Не знаю, зачем я решил ее рассказать.
* * *
Говорят, что трудности воспитывают смекалку. Тот год был богат на идеи, изобретения и замыслы, способные изменить мир. В наших странствиях нам с мистером Карвером встречались джентльмены и даже дамы, предлагавшие швейные машинки, электрические дверные звонки, метод гипноза с помощью магнитов, а также способы призыва дождя, облаков и повышения урожая. И конечно же Процесс Рэнсома был не последним среди этих великих идей. В разные времена в разных заявках на патенты и афишах цирковых представлений он назывался Бесконечной Эскалацией Рэнсома, Перводвигателем Рэнсома, Процессом Свободной Энергии Рэнсома, Светоносным механизмом Рэнсома и так далее. Мы с мистером Карвером ездили из города в город на самом краю света, демонстрируя свои достижения и разыскивая инвесторов. Можно сказать, что нам не везло, но мы никогда не теряли надежды. По крайней мере, я – не могу говорить за мистера Карвера.
Мы путешествовали бок о бок с изобретателями способов добычи золота из свинца, серебра и экскрементов (собачьих, жучиных и человечьих) и лечения рака при помощи цветов, кристаллов, физических упражнений, урана и магнитов. Магниты в тот год были в моде. Мы пили и спорили с изобретателями нескольких на первый взгляд пристойных замен золотому стандарту, двух или трех новых религий и чего-то вроде сельской утопии под названием «земельноналожный дистрибутизм». Как и мы, все эти люди приехали в Западный край в поисках мест, где будущее все еще не было определено, а законы не установлены – даже законы природы, которые, как всем известно, на Краю совсем иные.
Они пили. Я – нет. Я предпочитаю воздерживаться от спиртного – оно затуманивает разум. Кофе – моя единственная слабость, не считая любопытства и гордости.
В неказистом палаточном лагере с видом на золотистую долину мы перекусывали хлебом и сыром за беседой с человеком по имени Томас, который приехал в эти места торговать заводившимся от руки аппаратом такого замысловатого вида, словно с его помощью можно было предсказывать будущее или курс акций на бирже либо хотя бы искать простые числа. Но на самом деле этот чудо-аппарат всего лишь чистил яблоки, притом не слишком хорошо, как можно было догадаться по забинтованным пальцам Томаса. Тем не менее он считал свой автомат прекрасным, и я пожелал ему удачи. В Хиллсдейле мы встретили человека, утверждавшего, что он тайно ведет дела с великим чародеем Первого Племени и вместе они могут раскрыть волшебные секреты этого народа и выставить на продажу секреты семимильных шагов, призыва грозы и бессмертия.
Мистер Карвер сплюнул на покрытый опилками пол и сказал:
– Брехня. Полная брехня.
Я вынужден был согласиться.
* * *
Так что мы приехали в Мелвилль, а потом спешно его покинули, двинувшись на юг, в Карлтон, где нас чуть не забрали в народное ополчение. Это отдельная история. Мы бежали из Карлтона в Торо, а оттуда в лагеря старателей в Секки и дальше на юг и на юго-запад. Весь Западный край был охвачен безумием. Во всех сторонах света собирались войска. Локомотивы суматошно сигналили друг другу из одного конца равнины в другой, а Стволы строили планы в своей Ложе. Казалось, что в какой бар ты ни войди – наткнешься на чьего-нибудь шпиона. Скрывавшиеся в лесах агенты Стволов иногда появлялись в городе с оружием на виду, ничуть не таясь, и выглядели точь-в-точь как в книжках с картинками. Чтобы соблюдать нейтралитет, приходилось вертеться. В банках и биржах восточных городов вовсю бурлили пересуды о том, кто переживет эту войну. Если вы неплохо соображали, но ума не хватило, чтобы убраться из этих богом забытых краев после резни в Клоане, а то и раньше, можно было неплохо заработать, рассылая биржевым дельцам из Джаспера Крея или даже из Хэрроу-Кросса письма с наблюдениями за происходящим. Мне удалось расплатиться кое по каким долгам и уладить несколько исков, касавшихся моего процесса, а также приобрести белый костюм и новый безупречно белый просторный фургон, в котором мы вместе с потоком беженцев двинулись на юг, прочь от ширившегося театра военных действий.
