So lately, been wondering,Who will be there to take my placeWhen I’m gone, you’ll need loveTo light the shadows on your face…[3]
Странный выбор «песни для новобрачных», подумал Страйк… и тут же заметил, как Мэтью теснее прижался к Робин, уверенно обхватил рукой ее тонкую талию и, приблизив породистое лицо к молодой жене, зашептал что-то ей на ухо.
Это было как удар в солнечное сплетение, который пробил броню усталости, облегчения и алкоголя, весь день защищавшую Страйка от истинного смысла этой свадьбы. Только сейчас, наблюдая, как кружатся в танце новобрачные – Робин в длинном белом платье и венке из роз, Мэтью в темном костюме, прильнувший к щеке молодой жены, – Страйк осознал, как долго и глубоко жила в нем надежда, что Робин никогда не выйдет замуж. Она была нужна ему свободной – свободной для их общего дела. Свободной, чтобы в любых обстоятельствах… была возможность… Свободной, чтобы в один прекрасный день понять, чем еще они могут сделаться друг для друга.
Да пошло оно все…
Захочет поговорить – пусть звонит. Оставив на подоконнике пустой стакан, Страйк начал пробираться сквозь толпу, но гости сами расступались, ошарашенные его сумрачным видом.
Делая поворот в танце и глядя в никуда, Робин заметила, что Страйк уходит. Распахнулась дверь; он исчез.
– Отпусти меня.
– Что?
Она вырвалась, опять подхватила юбку, чтобы не запутаться, и полушагом-полубегом устремилась к выходу, едва не сбив с ног своего отца и тетушку Сью, которые чинно вальсировали у нее на пути. Мэтью остался стоять в центре зала, а Робин под изумленными взглядами гостей уже выскочила за дверь, которая только что захлопнулась у нее перед носом.
– Корморан!
Заслышав свое имя, он обернулся, хотя уже преодолел половину лестницы. Ему нравилось, как струятся ее волосы из-под венка йоркширских роз.
– Ну, поздравляю.
Она спустилась еще на пару ступенек; у нее застрял ком в горле.
– Ты действительно хочешь, чтобы я вернулась?
Страйк натужно улыбнулся:
– Я мчался сюда черт знает сколько, подгоняя Штыря, который, что-то мне подсказывает, ради меня угнал «мерседес». Мне бы не хотеть твоего возвращения!
Она засмеялась, хотя на глаза навернулись слезы.
– Штырь тоже здесь? Что же ты не привел его с собой?
– Кого? Штыря? Да он бы тут обчистил все карманы, а потом вытряхнул гостиничную кассу.
Не сдержавшись, она еще посмеялась, но слезы уже брызнули из глаз и покатились по щекам.
– Где собираешься спать?
– В машине, на обратном пути. Штырь сдерет с меня три шкуры за такую поездку. Ну, не важно, – ворчливо добавил он, когда Робин только раскрыла рот. – Если ты вернешься, это окупится. С лихвой.
– Но теперь я потребую контракта, – сказала Робин с жесткостью, опровергаемой ее взглядом. – По всей форме.
– Считай, он у тебя в кармане.
– Ну ладно уж. Тогда прощаемся до…
До какого срока? Ведь ей предстояло на пару недель уехать в свадебное путешествие.
– Сигнализируй, – сказал Страйк.
Он развернулся и опять двинулся вниз.
– Корморан!
– Что?
Робин устремилась вниз и остановилась на ступеньку выше. Теперь их глаза были на одном уровне.
– Я хочу во всех подробностях услышать, как ты его задержал.
Страйк улыбнулся:
– Успеется. Скажу только: это все благодаря тебе.
Ни один из них не смог бы поручиться, кем был сделан первый шаг, – а может, обоими одновременно? Не соображая, что делают, они крепко обнялись: подбородок Робин уткнулся в крепкое мужское плечо, а лицо Страйка утонуло у нее в волосах. От Корморана пахло потом, пивом и медицинским спиртом, а от нее – розами и все теми же легкими духами, аромата которых ему так не хватало в последние дни, когда его помощница больше не появлялась в конторе. Прикосновение было и новым, и знакомым, как будто он обнимал ее уже не раз, просто очень давно, и, сам того не зная, долгие годы тосковал по этому ощущению. Через прикрытые двери зала доносилось:
I’ll go wherever you will goIf I could make you mine…[4]
Так же стремительно, как Страйк и Робин потянулись друг к другу, сейчас они отпрянули. Лицо Робин было мокрым от слез. На какой-то безумный миг у Страйка возникло желание сказать: «Уедем вместе», но существуют такие слова, которых не взять обратно и не забыть, – такова, как он понимал, была и эта короткая фраза.
