Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
Мишка вытащил из сумки бинокль — двдцатикратник, встал в полный рост на телеге и принялся обозревать окрестности. Вид у него был чрезвычайно важный: будто это он, Мишка Сугорин, руководит войсками, а вовсе не его тёзка, князь Михаил Илларионович Кутузов.
Нет, это решительно никуда не годится!
Витька дёрнул приятеля за штанину, да так, что тот кубарем полетел на дно телеги.
— Ты что, офонарел? — прошипел Мишка, потирая ушибленный локоть. — Я из-за тебя чуть бинокль не расколотил!
— Лучше бы ты башку себе расколотил! Встал тут, как памятник… Не видишь — сюда идут?
К брошенному биваку приближалась пехотная колонна — примерно рота, прикинул Витька, человек двести. За ними пылят другие роты — наверное, выдвигается из резервов свежий батальон. Пропылённые, зелёные с красными воротниками, мундиры, белые панталоны. Ранцы, шинельные скатки через плечо, кивера, украшенные латунным изображением гренадки с горящим фитилём. Над строем колышется щетина штыков.
— Егеря? — шёпотом спросил Мишка. — Наши?
— Нет, у егерей мундиры целиком зелёные. А это обычная линейная пехота, даже не гренадеры. У тех кивера с султанами, а у этих — только репейки. Видишь, маленький кругляш спереди, на кивере?
— Ясно… — разочарованно вздохнул приятель. — а я думал, они где-то здесь…
Колонна поравнялась с телегой, офицер скомандовал привал. Солдаты устраивались на отдых: скидывали ранцы, снимали скатки, составляли в пирамиды ружья.
— Давай спросим про Яковлева, а? — предложил Мишка. — Если что, снова наплетём про папашу профессора. В тот раз поверили, и сейчас прокатит! Не может быть, чтобы офицер не знал…
Витька почесал кончик носа.
— Вполне может и не знать. А может и послать подальше. Они же на нервах, в бой идут, а мы — с расспросами…
— Ну и пошлёт, с тебя что, убудет? Или хочешь отсюда квадрик запускать? Вот тогда нас точно не поймут.
— А если он спросит, зачем нам Яковлев — что ответим?
— Что-что? Скажем как есть. Бродили ночью по лагерю, познакомились с русским прапорщиком, разговорились, и вот, теперь волнуемся за его судьбу.
— Неудачное время вы нашли для прогулок, джентльмены! — поручик Леонтович был озадачен появлением необычных визитёров.
— Неровён час, ядро залетит, маменьки ваши убиваться будут. Шли бы в тыл, а уж после сражения разыскивайте, кого угодно. А я помочь вам не могу, ибо не в курсе. Наш Брестский пехотный полк стоял на правом фланге, и теперь нас двинули сюда, на помощь Двадцать Седьмой дивизии.
Вот, опять, подумал Витька. Он ещё в прошлый раз заметил, что здесь не умеют беречь военные секреты. Первому встречному выкладывают всё: и номер части и боевую задачу! Хотя, будь они французскими разведчиками — что делать с этими сведениями? Рации нет, пока просочишься через русские линии, к своим, обстановка сто раз изменится. Да и какая разница неприятельскому командиру, Брестский пехотный полк против него стоит, или Витебский? Он и сам всё знает — все эти выпушки, петлицы, этишкеты, ясно указывают на воинскую часть. Здесь не привыкли скрываться: в атаку идут в полный рост, перед боем строятся шеренгами, пушки ставят на открытом месте…
— Мою роту отрядили в стрелковые цепи, уж очень вестфальцы давят с фронта на бригаду князя Шаховского. — продолжал поручик.
— Здесь, в Утицком лесу, против неприятеля выдвинут заслон, наши у самого утра перестреливаются с поляками и потерю имеют изрядную.
А ведь прав был Яковлев, решил мальчик, здесь любят иностранцев. Вон как Леонтович разоткровенничался — увлёкся беседой с «британскими туристами», забыв и о роте и о том, что совсем рядом гремит бой…
— Вы советуете нам уйти в тыл, господин поручик? — осторожно спросил Мишка. — Куда нам направиться, чтобы выбраться в безопасное место?
— Ступайте-ка вы, пожалуй, с ратниками. — ответил офицер. Вон они, выносят раненых из линии. Выведут вас к обозу, а там уж наводите справки о вашем знакомце. Ратники много народу перетаскали, может статься, что и знают, где сейчас Двадцатый егерский.
Ребята огляделись. То тут-то там бродили группки по два-три человека — простые мужики с топорами за поясом, будто вышедшие из дому для хозяйственных работ. Они волокли носилки, вели под руки раненых и покалеченных людей, тащили вёдра с водой. Ополченцы, догадался Витька. Только почему-то без оружия, с одними топорами — а ведь на картинках их всегда рисуют с пиками и вилами. А они, оказывается, служат санитарами.
— Смоленские и московские ратники. — подтвердил его догадку Леонтович. — Наряжены выносить раненых из-под пуль, из-под копыт и колес конницы и артиллерии. Главнокомандующий позаботился: в армии, как в хорошем хозяйстве, всё разумно устроено. Солдаты воюют, а если поранило кого — надо скорее беднягу из боя вынести и доставить к лекарям. Вот ополченцы к этому и приставлены. Помогай им бог, люди беззаветные и добросовестные. У иного ядро над головой свистнет, а он только снимет шапку, перекрестится — «Господи помилуй!» — да и продолжит труды. Говорят, за войсками стоит тысяча двести подвод. Туда раненых и сносят, а уж потом переправляют в лазарет. И вы с ними ступайте, нечего вам в первой линии околачиваться!
Дробно ударили копыта: на галопе подлетел ординарец:
— Господин ротный начальник, вам велено повести колонну вон туда. — и махнул рукой в сторону низинки, откуда густо подымались ружейные дымки. — Господин майор Березинский просит: ради Бога, поспешайте, как можете, егерей жмут, и вот-вот опрокинут. На ваш батальон вся надежда!
— Ну всё, юноши, ступайте, не до вас теперь! — поручик кивнул на прощание и заторопился к стрелкам.
— Шинели катай! — донеслось до ребят. Не прошло и пяти минут, как роты одна за другой двинулись. Там, где отдыхали солдаты, землю устилали ранцы — в бой шли налегке, избавившись от всего, что могло стать помехой в штыковой схватке. Только, серые солдатские шинели были перекинуты через плечо; плотно свёрнутое сукно не раз спасала жизнь владельцам, которые после дела находили в нём застрявшие пули. Поручик Леонтович шагал в голове колонны, справа, отсчитывая такт: «левой… левой… левой…»
«Сколько ранцев останется к вечеру невостребованными?» — подумал Витя. Нехитрое имущество погибших разделят товарищи, а бесхозные отныне ранцы навалят в обозные телеги и повезут в тыл вместе с прочим ротным скарбом — «хурдой», как говорил Оладьев. Где-то он сейчас, жив ли?
VIII
Дубина народной войны
Трое ополченцев-ратников волокли в тыл носилки с раненым стрелком. Они охотно взялись проводить ребят до обоза — «вагенбурга», как непонятно выразился старший по команде. Это был осанистый дядька с аккуратно подстриженной бородой, одетый, как и другие ополченцы, в серый суконный кафтан и шаровары. На голове — высокая шапка с большим латунным крестом, на котором выбита надпись: «За Вѣру и Царя» и вензель: буква «А» с римской единицей и императорской короной.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
