— Старенькие девочки! Обедать! — зычно крикнули из столовой.
Нет, не пойду в столовую. Не такая уж я и старенькая. Хоть и не молода уж… Но не пойду. Башка еще кружится. Не пойду.
Минут через десять беременные потянулись из столовой обратно в палаты, но уже с наполненными чашками. Каждая со своей, а там дополнительная порция чего-то и батон с маслом сверху, «крышечкой». Две такие беременные встретились после долгой разлуки, остановились поболтать. Прямо перед моим носом, нисколько не смущаясь. Я смотрела на их животы. Их животы торчали лицом к лицу, и если забыть про верх, про лица самих беременных, то можно было подумать, что беседуют их пузевичи, норовя время от времени поцеловаться пупками.
— Ну, как там ваша эта? Которая у окна лежала?
— Родила позавчера. Так теперь говорит, что ей цефа… цефа… какой-то колют. Ой, говорит, болючий такой, что как будто жидкий огонь заливают!
— Вот мы, бабы, бедные! А мужики в это время футбол смотрят.
— Не говори. И ведь не уберутся за неделю ни разу в квартире! Я к своему вчера маму отправила, ну, чтобы проверила, как он там.
— Ну-ну, правильно, мало ли что… и чего?
— Ну, чего… Пиво в зале, пять бутылок… или десять… Леща какого-то чистил прямо на стол… А стол икеевский…
— Вот они гады, конечно.
— Не говори!
— А я своему звоню, говорю: «Коленька, унитаз почисти, к нам тетя Рита с дядей Валиком из Мозыря приедут в выходные переночевать, у них праздничный шопинг!»
— А он?
— А он говорит: «Дяде Валику точно на все накласть, а тетя Рита когда цены в магазинах увидит, там прямо и обделается!»
— Ой, я тебя умоляю! Чтоб они хоть раз в жизни унитаз почистили? Да они после себя в раковине усы свои побритые не смывают!
— Ага! И мой говорит: лучше одни рал родить чем всю жизнь бриться!
— Ага! Щас! Пусть попробуют разок родить!
— Да вообще какой-то ужас, а не мужчины…
И снова ожидание, доооолго. Дырочка в моей вене подсохла, и вокруг уже начал прорисовываться синяк. Странно видеть, как растет, наливается синяк. Детка моя, ты как? Как ты там, внутри? Притих, сладкий мой? Испугался? Я сама испугалась. Ну, давай помолчим пока. Человечек мой внутренний, отпечаток мой, дело живота моего… Нам бы пережить вот этот странный роддомный период, нам бы как-то разделиться с тобой — но чтобы потом всю жизнь быть вместе.
Анжелика Эмильевна вернулась очень радостная.
— Мы все устроили! Будете жить в отличной палате, там у нас только творческие! Пришлось, правда, одну кровать доставить…
Она взяла мой пакет, помогла встать, была очень учтивой. Вот она — тактика успешного выживания в роддоме! Представьтесь кинодраматургом и упадите в обморок! Отношение к вам сразу изменится! Спасибо, мама.
— Как себя чувствуете?
— Хорошо. Я в столовую не пошла, просто не хотелось пока есть…
— А вам бы и не дали. На вас повара только завтра готовить начнут, вы же новенькая.
— Новенькая девочка?
— Ага. А вы в каких сериалах играли?
— Я? Ни в каких… Хотя… Есть планы… Но я, скорее, сценарист…
— Ой, как интересно. Вы мне потом еще что-нибудь расскажете про кино, ладно? Всегда хотела знать, как звезды живут!
Она уже распахивала дверь моего предродового отсека.
— А бокс этот прямо очень хороший. В одной палате с вами — журналистка и ученая. А в другой — там вообще наша телеведущая знаменитая. В общем, лежать будете как в раю!
* * *
Рай оказался желтой масти палатой номер тринадцать, душной, сухой, похожей на мою «полуторную» детскую. Так же плотно слиты между собой кровати и тумбы. Две благополучные кровати у окна, одна — моя, привезенная только что, — у двери. И все, пространство занято. Остался просвет у стены с умывальником… Но что за черт? Дверь открылась, с грохотом въехала еще одна кровать (четвертая!), а за ней — могучая и грозная Харон Степановна.
— Уплотняемся! — гавкнула она и двинула кровать как раз в уголок к раковине.
И вот на таком неблагоприятном фоне и началось мое знакомство с соседками по палате.
Темненькая с ноутбуком (Степановне): Да вы вообще офигели? Я в Минздрав буду звонить! Вы еще вторым этажом кровати всуньте! Четыре человека в двухместной палате!
Светленькая с капельницей (Степановне): Вы извините, но если четвертую кровать поставить к умывальнику, то человеку на голову будет капать…
Темненькая с ноутбуком (Степановне): Издеваются над нами, как хотят! Я налоги плачу не для того, чтобы со мной — как с собакой! Я вот прямо сейчас фотку нашей палаты в твиттер выложу! Пусть народ смотрит, в каких условиях беременные женщины в год семьи рожают!
Светленькая с капельницей (Степановне): Да!
Харон Степановна гневно заметила, что она рожала вообще в спортивном медпункте… Но для моих однопалатниц это не было аргументом.
— Она пусть еще Африку вспомнит! Там по пути на маисовое поле рожают, потом смену отрабатывают и несут ребенка племени показывать! Какого черта я должна ориентироваться на худшее, если можно ориентироваться на лучшее?
Это темненькая. С ноутбуком. Много проводов на кровати, зарядки, какие-то гаджеты, какие-то плееры. Продвинутая беременная. А животу не вредит такое количество проводов вокруг?
— Я — журналист! У меня знакомые знаете, в каких кабинетах? Если я позвоню, то, ребята, вам всем будет очень некомфортно! Вот здесь, в этом телефоне, полная база всех главврачей города!
…Ох, можно прилечь. Красота. Быть вертикальной беременной очень тяжело.
Я и прилегла, и полулежа выгрузила свою сумку, и уже немножко обжилась, а темненькая-продвинутая-с ноутбуком все не унималась.
— Почему они соседнюю палату в боксе не уплотняют? Она тоже двухместная, но там одна баба лежит! Почему? На каком основании она одна в двухместной, а мы — втроем? Скоро вот четвертая будет! Все равны, но кто-то равнее? И мне по барабану, что она на телике где-то там работает! Я тоже журналист! Я тоже — медийная персона!
Вторая однопалатница была поспокойнее. Она лежала под капельницей, была какой-то ужасно бледной, почти прозрачной, худой, но с животом даже большим, чем мой. Живот этой однопалатницы не вмещался ни в какие одежды и задумчиво торчал сквозь раздутые полы халата. Живот был сизым, с напряженным, готовым треснуть пупком и в полосках розовых растяжек.
— У меня двойня, — сообщила светленькая, словив мой взгляд.
— Ого. Поздравляю.
— Спасибо. А вы кого ждете?
— Мальчика.
— А я — двух девочек. У вас какой срок?
