— А ты выглядишь как всегда, — говорю я Мадрид. — Только без грязных пятен.
Она бьет меня кулаком в плечо и подвязывает полночного цвета волосы банданой, обнажив клефтизскую татуировку на щеке. Такими клеймят детей, захваченных невольничьими кораблями и вынужденных стать наемными убийцами. Когда я нашел ее, Мадрид как раз выкупила свою свободу дулом пистолета.
В дверях ждут Кай и Торик. Как и Мадрид, они выглядят привычно. Торик в шортах с растрепанным срезом, Кай с щетиной на щеках и плутовской улыбкой. Их лица стали чище, но больше ничего не изменилось. Они не способны быть никем, кроме самих себя. Я этому завидую.
— Идем с нами, — предлагает Кай, переплетая пальцы с пальцами Мадрид.
Она бросает быстрый взгляд на не свойственное ему проявление привязанности — бойцы из этих двоих куда лучше, чем любовники, — и, отвернувшись, проводит рукой по волосам.
— В таверне тебе понравится больше, чем здесь, — поддакивает Мадрид.
Так и есть. Команда корабля уже добралась до «Золотого гуся», прихватив столько золота, что теперь они смогут пить до рассвета. И только моя доверенная троица осталась.
— Это бал в мою честь, — напоминаю я. — Будет не очень вежливо с моей стороны не появиться.
— Может, никто и не заметит. — Когда Мадрид говорит, волосы яростно раскачиваются за ее спиной.
— Как-то не утешает.
Кай слегка подталкивает ее, и она пихает его в ответ в два раза сильнее.
— Прекращай, — требует девушка.
— А ты прекращай его нервировать, — ворчит Кай. — Пусть сегодня принц побудет принцем. К тому же мне срочно нужно выпить, а то по ощущениям я запятнал эту чистую комнату одним своим присутствием.
Я киваю:
— Я ощущаю себя беднее от одного взгляда на вас.
Кай хватает с ближайшей кушетки золотую подушку и бросает в меня, будто и не целясь, ибо она приземляется у моих ног. Я пинаю ее и напускаю на себя суровый вид:
— Надеюсь, с ножами ты более меток.
— Сирены пока не жаловались, — хмыкает Кай. — Уверен, что не против нашего ухода?
Я снова смотрю на отражение принца в зеркале. Безупречного и холодного, с едва заметным блеском в глазах. Словно я неприкасаемый, и я это знаю. Мадрид права: выгляжу по-королевски. А значит, выгляжу как полный ублюдок.
Я опять поправляю воротник.
— Уверен.
* * *
Бальный зал будто озарен собственным солнцем. Все блестит и сверкает, да так, что в висках стучит, стоит хоть на чем-то сосредоточить взгляд.
— Как долго вы планируете оставаться на земле?
Надир-паша, один из наших высших сановников, взбалтывает бренди в золотом бокале. В отличие от других пашей, вечера с которыми проходят в пустой болтовне на политические и военные темы, он не так банален. Потому, общаясь с придворными, я всегда приберегаю его напоследок. Государственные дела волнуют его меньше всего, особенно когда порции бренди такие внушительные.
— Еще несколько дней, — отвечаю я.
— Неисправимый авантюрист! — Надир отпивает из бокала. — Как же приятно быть молодым!
Его жена, Халина, разглаживает складки на изумрудном платье:
— Весьма.
— Мы-то с тобой уже позабыли, — говорит паша.
— Вы просто не замечаете. — Я подношу руку Халины к своим губам. — Вы сияете ярче любого из дворцовых гобеленов.
Комплимент более чем прозрачен, но она все равно делает реверанс:
— Благодарю, мой господин.
— Поразительно, на что вы идете во имя долга, — продолжает Надир-паша. — До меня даже долетали слухи обо всех языках, на которых вы говорите. Несомненно, это станет подспорьем в будущих переговорах с соседними королевствами. Сколько вы уже выучили?
— Пятнадцать. В детстве я полагал, что смогу освоить язык каждого из ста королевств, но, похоже, знатно оплошал.
— Зачем это вообще нужно? — удивляется Халина. — Едва ли найдется кто-то, не знакомый с мидасаном. Мы в самом центре мира, ваше высочество. Любой, кто не удосужился выучить наш язык, просто недостоин внимания.
— Совершенно верно. — Надир мрачно кивает. — Но на самом деле, ваше высочество, я имел в виду их язык. Запретный. — Он понижает голос и наклоняется поближе, щекоча усами мое ухо: — Псариин.
Язык морского народа.
— Надир! — Халина в ужасе хлопает мужа по плечу. — Ты не должен о таком говорить! — Затем поворачивается ко мне: — Простите, что оскорбили вас, господин. Мой муж и не думал, будто вы запятнаете свои речи этим языком. Он выпил слишком много бренди. Бокалы глубже, чем кажутся.
Ничуть не оскорбленный, киваю. В конце концов, это всего лишь язык. Да, никто из людей им не овладел, но никто из людей прежде не посвящал жизнь охоте на сирен. Не так уж странно предположить, что я решил добавить диалект своей добычи в коллекцию. Даже если в Мидасе это запрещено. Но тогда мне бы пришлось держать сирену в живых достаточно долго, чтобы она меня обучила, а этого я точно не планирую. Конечно, я нахватался отдельных слов. К примеру, «arith», как я быстро понял, означает «нет», но есть и другие. «Dolofónos». «Choíron». Об их значении остается только догадываться. Оскорбления, проклятия, мольбы? Наверное, лучше даже не знать.
— Не беспокойтесь, — говорю Халине. — Это не самое худшее, в чем меня обвиняли.
Она все равно выглядит встревоженной.
— Ну, — шепчет осторожно, — люди болтают…
— Не только о вас, — поясняет Надир с громким выдохом. — В основном о ваших делах. Они явно ценятся, учитывая недавние события. Король наверняка гордится тем, что вы защищаете родной край и земли наших союзников.
Я хмурюсь при мысли о гордости отца за сына — охотника на сирен.
— Недавние события? — спрашиваю я.
Халина охает, хотя, кажется, совсем не удивлена:
— Разве вы не слышали об Адекаросе?
В воздухе витает нечто ужасное. Только вчера отец упоминал Адекарос, дескать, если я не поберегусь, то Мидас закончит тем же.
Сглотнув, я пытаюсь изобразить безразличие:
— Трудно уследить за всеми слухами.
— Речь о принце Кристиане, — заговорщицки шепчет Халина. — Он мертв. И королева тоже.
— Убиты, — уточняет Надир. — На их корабль напали сирены, экипаж ничего не смог поделать. Ну, знаете, эта их песня. В королевстве переполох.
Комната тускнеет. И золотое убранство, музыка, и лица паши с женой. Все расплывается перед глазами, воздуха не хватает. Мгновение я не решаюсь вдохнуть, не то что заговорить. Меня ничего не связывало с королевой, но всякий раз, оказываясь близ Адекароса, мы без колебаний причаливали, и принц Кристиан встречал нас с распростертыми объятиями. Он следил, чтобы команду накормили, и ходил в таверну послушать наши байки. А когда мы отбывали, преподносил прощальный подарок. Нам везде что-нибудь дарили — безделушки, которыми мы никогда не пользовались, — но с Кристианом все иначе. В вопросах выживания он мог рассчитывать лишь на скудные урожаи и заемы от других королевств. Каждый его подарок был жертвой.
