Наконец человек в куфии отошел на достаточное расстояние. Получив от напарника добро, Пашутинский привычным жестом завел руку под днище внедорожника и подвесил небольшое взрывное устройство. Вместо одной-двух минут, запланированных на главную фазу работы, с момента парковки прошло уже три.
Коломийцев больше не выходил на связь — не поторапливал, не висел над душой. В его присутствии уже не было необходимости, и он исчез с места событий. Пашутинский выпрямился, вытер руки чистой ветошью и отправился в магазинчик покупать четыре коробки хурмы.
Два его похода туда и обратно четко уложились в расписание. В кабине повис приятный фруктовый аромат. Включив зажигание, Олег подумал о везении и невезении. Охранникам повезло: скорей всего отделаются осколочными ранениями и травмами. Яндарбиевскому сыну — наоборот, не подфартило. Не вовремя отец надумал приобщать его к религии.
* * *
Взрывное устройство имело обратную связь.
Оно послало на приемопередатчик, выполненный в форме сотового телефона, сигнал о включении в работу мотора. В мороз водитель мог тщательно прогревать машину. Но здесь, в жарком климате, такой сигнал свидетельствовал о начале движения.
Нажав «восьмерку», Пашутинский послал ответный сигнал. Включился таймер. В Москве предупредили не взрывать Яндарбиева возле мечети.
ФСБ намерено запустить сразу две версии: о кровной мести и о разборках в связи с чеченским «общаком». Если валить вину на самих чеченцев, значит, убийство не должно быть исполнено с пренебрежением к исламу. Окрестности Синей мечети — священное место и не должно быть запачкано кровью.
До последнего момента оставались опасения, что охранники заглянут под днище. Эти люди явно не были профессионалами и могли уберечь разве что от грабителей или от одиночки, пожелавшего свершить кровную месть с помощью кинжала по «законам гор».
Час, проведенный в мечети, нагнал на Зелимхана сонливость. Он никогда не был верующим человеком. Просто уважал ислам, как уважают боевое знамя. Кого-то можно поднять на борьбу за независимость. Других способна расшевелить только идея джихада, борьбы за веру. Кто бы на Востоке жертвовал деньги на войну с русскими, если бы не исламская солидарность? Пару лет назад в мечетях ставили ящики, куда люди кидали золотые украшения. Небогатые женщины могли отдать свое единственное кольцо.
— Пап, а что говорил мулла? — спросил Дауд.
Зелимхан знал по-арабски только обиходные слова и фразы и плохо понимал молитвы и наставления Корана. Он мог бы сейчас пересказать сыну суть, но не хотел, чтобы Дауд принимал религию слишком близко к сердцу. Дауда нужно воспитать трезвым человеком, понимающим главные пружины человеческих поступков.
Внедорожник успел проехать триста метров и свернуть за угол, когда взрыв подбросил его вверх. Шедшее следом «Ауди» охранников чудом увернулось от столкновения. Выбив в «аудюхе» все стекла, взрывная волна накренила машину на крутом вираже, и та всего лишь чиркнула боком по искореженному «Лэндкрузеру». Оглушенные взрывом, посеченные в кровь мелкими осколками, охранники все-таки нашли в себе силы выскочить из машины, подбежать к дымящемуся внедорожнику.
Подобрали раненого мальчишку, залитого своей и отцовской кровью. Вытащили самого Зелимхана, не подающего признаков жизни. Уложили обоих на сиденья своей машины, заняв и передние и задние. Не успели они осознать случившееся и сообразить, что делать, как рядом притормозил полицейский автомобиль. Через пару минут пожарники поливали из шланга пустой искореженный внедорожник, а «скорая» с красным полумесяцем мчала отца и сына в больницу.
Яндарбиев скончался уже в палате, не приходя в сознание — ему оторвало обе ноги, нашпиговало осколками промежность и брюшную полость. Сын отделался гораздо легче: взрывом его выбросило наружу через распахнувшуюся дверь. После двухчасовой операции Малике сообщили, что опасность для его, жизни миновала.
* * *
Веденееву предстояло вернуть минивэн на многоэтажную стоянку и оставить там на пару дней.
Если машину с такими приметами начнут разыскивать, значит, транспорт останется на стоянке, пока не будет обнаружен полицией. Если взрыв никак не увяжут с минивэном, его надо забрать и вернуть в срок окончания проката. Иначе фирма поднимет хай и полиция может взять «русский след».
Недалеко от въезда на стоянку минивэн тормознул местный «гаишник» в фуражке с непомерно высокой тульей. Веденеев отлично знал арабский, но сейчас по документам, выписанным прокатной конторой, в нем должны были опознать иностранца.
Поэтому он решил говорить на порядок ниже своих истинных возможностей. В роли местного надо выжимать из себя все, в роли иностранца лучше ломать язык. Иностранец, говорящий без акцента и слишком бегло, иногда вызывает подозрения.
Неужели известие о ЧП разнеслось по служебной связи так быстро? Похоже, нет — «гаишник» чисто формально глянул в документы на транспорт и махнул рукой, не пожелав еще о чем-то спрашивать.
Припарковав минивэн на другом конце здания, Олег решил не оставлять в кузове хурму. Слишком спелая, вот-вот начнет подгнивать. Минивэн не должен привлекать внимание неприятным запахом. Надо поместить коробки в холодильные камеры хранения на самом нижнем из подвальных этажей. Благо их не придется переть на горбу, туда спускается лифт.
Глава 6
Отпустив своего предшественника, Слепой познакомился с подчиненными, доставшимися по наследству. Михалыч охарактеризовал их как нормальных сотрудников низшего звена. Без слов тебя не поймут, на лету мысль не схватят, но задание отрабатывают четко, не позволяют себе расслабиться.
Ближе к Глебу оказался густобровый Смольский с толстыми короткими пальцами. К нему первому и направился Сиверов, чтобы обменяться рукопожатием, сообщить, что работа продолжается в прежнем плотном режиме.
Смольский уже знал про смену на капитанском мостике. Слегка ссутулился, бережно пожимая руку, — так обычно жмут ее старшим по званию.
На секунду внимательный взгляд задержался на сиверовском лице, потом снова переключился на веселую стайку.
Ко второму сотруднику Глеб проследовал через два округлых искусственных холма, напоминавших женские груди. Он уже отметил разную длину травы. Возле лунок она была подстрижена короче всего, на большей части поля имела среднюю длину, а по краям росла довольно высокой. Здесь, в высокой траве, остановился второй сиверовский подчиненный по фамилии Каланцов.
Внешность его никак не походила на эфэсбэшника. Сплошь характерные, запоминающиеся черты — большой клювообразный нос, крупные не правильной формы зубы, вьющиеся волосы грязновато-желтого цвета до ворота пиджака. Рукопожатие Каланцова оказалось более крепким и менее заинтересованным, чем у Смольского. Оно как бы говорило: «Сегодня прислали тебя, завтра пришлют еще кого-нибудь. Или меня перебросят на другое задание».
Компания молодежи тоже заметила новое лицо.
