Девять лет. Джеймс Хауден унесся мыслями в прошлое…
…Они победят на следующих выборах. Все в партии знали это. В воздухе витал аромат победы, ощущение ее неизбежности.
Партия собралась на съезд для выборов нового лидера. Было совершенно ясно, что тот, кого они изберут, в течение года станет премьер-министром. О такой возможности Джеймс Макколлам Хауден мечтал всю свою жизнь в политике.
Выбор лежал между ним и Харви Уоррендером. Уоррендер в партии возглавлял интеллектуалов. Он также пользовался мощной поддержкой рядовых членов. Джеймс Хауден держался центристской позиции. Их силы были примерно равны.
В конференц-зале нарастал шум.
– Я готов снять свою кандидатуру, – предложил Харви. – На определенных условиях.
– На каких именно? – захотел уточнить Хауден.
– Во-первых, место в кабинете по моему выбору на все время, пока мы у власти.
– Любой пост министра, кроме иностранных дел или здравоохранения. – Хауден отнюдь не собирался своими руками создавать себе конкурента. Занимаясь иностранными делами, постоянно находишься в центре внимания печати. Министерство здравоохранения распределяло денежные пособия среди населения, и возглавлявший его министр всегда пользовался особым расположением общественности.
– Принимается, – ответил Харви Уоррендер, – если ты согласишься со вторым условием.
Делегаты съезда начинали терять терпение. Даже через закрытые двери к Хаудену и Уоррендеру доносились крики, свист, топот ног.
– Изложи свое второе условие, – предложил Хауден.
– Когда придем к власти, – медленно выговорил Харви, – произойдет множество перемен. Возьми, к примеру, телевидение. Страна развивается, и наверняка найдется место для новых телестанций. Мы уже заявили, что намерены реорганизовать правление теле– и радиовещания. Мы можем включить в него побольше наших людей, а многие другие охотно станут сотрудничать с нами. Уоррендер умолк.
– Продолжай, – поторопил его Хауден.
– Я хочу, чтобы правительство предоставило особое право на развитие телевидения в… – он назвал город, самый преуспевающий в стране индустриальный центр, – моему племяннику.
Джеймс Хауден тихонько присвистнул. Если это произойдет, Уоррендер станет располагать огромным влиянием. Уже сейчас этой привилегии добивались многие, в том числе и весьма состоятельные круги.
– Это же два миллиона долларов, – напомнил Хауден.
– Знаю, – Харви Уоррендер, похоже, слегка смутился. – Но я должен подумать о старости. Много ли платят преподавателям колледжа, а, занимаясь политикой, денег я не скопил…
– Если только нападут на след…
– Никогда, – заверил его Харви. – Об этом я позабочусь. Мое имя никогда и нигде не всплывет. Пусть подозревают все, что угодно, доказать им ничего не удастся.
Хауден в сомнении покачал головой. До них донесся новый взрыв нетерпеливого шума, на этот раз визгливое мяуканье и издевательское пение делегатов.
– Я обещаю тебе, Джим, – продолжал Харви Уоррендер, – если я споткнусь на этом или на чем другом, всю вину возьму на себя и тебя за собой не потяну. Но если ты погонишь меня либо не окажешь поддержки по любому вопросу, где все будет честь по чести, я тебя потащу вместе с собой.
– Ты ведь не сможешь ничего доказать…
– Поэтому-то мне и нужно от тебя письменное обязательство, – Харви повел рукой в сторону конференц-зала. – Еще до того, как мы выйдем к ним. Иначе пусть все решает голосование.
Риск был велик, и оба это знали. Джеймс Хауден мысленно видел, как ускользает от него заветная цель, к которой он в мечтах стремился всю свою жизнь.
– Договорились, – решительно произнес он. – Дай-ка мне, на чем написать.
Харви протянул листок с отпечатанной повесткой дня съезда, и Хауден торопливо нацарапал на обратной стороне несколько слов. Несколько слов, которые бесповоротно его уничтожат, если когда-либо будут преданы огласке.
– Не тревожься, – успокоил его Харви, пряча листок в карман. – Он будет в безопасном месте. А когда мы оба уйдем из политики, я его тебе верну.
Они вышли вместе – Харви Уоррендер с тем, чтобы произнести речь, в которой откажется от поста лидера партии, одну из самых сильных речей за всю свою политическую карьеру, а Джеймс Хауден – чтобы быть избранным под приветственные возгласы всего зала…
* * *
Обе стороны выполняли условия заключенной ими сделки, даже несмотря на то что с течением времени престиж Джеймса Хаудена рос, а Харви Уоррендера – столь же неуклонно падал. Теперь уже с трудом верилось, что некогда Уоррендер мог быть серьезным претендентом на руководство партией; успех его деятельности явно не сопутствовал. Но подобное в политике случается весьма часто: как только человек выходит из борьбы за власть, его позиции со временем становятся все слабее и слабее.
Автомобиль выехал с территории государственной резиденции и повернул на запад в направлении дома премьер-министра по Сассекс-драйв, 24.
– Мне иногда приходит в голову, – сказала Маргарет словно бы про себя, – что Харви Уоррендер слегка тронулся умом.
В этом-то вся проблема, подумалось Хаудену, Харви на самом деле тронулся. Поэтому и не было никакой уверенности в том, что он не обнародует поспешно написанное соглашение девятилетней давности, даже если тем самым он уничтожит самого себя.
"А что сам Харви думает об этой старой сделке?” – мелькнуло у Хаудена. Насколько ему было известно, с того самого времени Харви Уоррендер был всегда честен в политике. Его племянник получил обещанные льготы в развитии телевидения и, если верить слухам, сколотил немалое состояние. И Харви тоже, вероятно. Во всяком случае, его образ жизни сейчас явно был не по средствам министру кабинета, хотя, к счастью, он ничего не делал напоказ, и перемены были не столь внезапными и разительными.
В то время, когда племянник прибирал к рукам ТВ, плодилось множество намеков, инсинуаций и критических выпадов. Однако доказать ничего не удалось, и правительство Хаудена, только-только избранное впечатляющим большинством в палате общин, подавило всех критиканов, и в конце концов – как Хауден и предвидел с самого начала – людям надоела эта тема, и она полностью забылась.
Но помнил ли сам Харви? И мучился ли угрызениями нечистой совести? И не пытался ли, возможно, какими-то нечестными способами свести с ним счеты?
В последнее время за Харви замечались кое-какие странности. Его, например, чуть ли не всепоглощающая страсть делать все “правильно”, неукоснительно следовать букве закона, даже по пустякам. Несколько раз в кабинете министров вспыхивали споры: Харви выступал с решительными возражениями против предлагаемых акций правительства, поскольку они несли в себе оттенок политической беспринципности ради выгоды. Харви доказывал, что каждая буква любого закона должна соблюдаться строго и всенепременно. Когда такое случалось, Хауден не обращал большого внимания на инциденты, относя их к разряду проходящих чудачеств. Теперь, вспоминая, как подвыпивший Харви настаивал сегодня на безоговорочном исполнении Закона об иммиграции в его нынешнем виде, он начал сомневаться.
