Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
– Ей бы понравилось, – сказал Джейсон. – Теперь она повсюду.
Я спросила Джейсона, что изменилось для него со вчерашней кремации.
– Моя мама привела меня сюда в мой последний приезд. Я был расстроен, мне казалось, что она просит меня сидеть здесь в одиночку и кремировать ее самому, это было бы ужасно. Три дня назад я был шокирован тем, что мне предстояло сделать. Но мама сказала: «Я выбрала такие похороны, ты можешь прийти на них, а можешь не приходить».
Когда Джейсон прибыл в дом матери на поминки, все начало меняться. К моменту кремации он понял, что с ним рядом будут все местные жители. Люди разговаривали и пели, и он позволил себе принять поддержку от каждого, кто любил его мать.
– Это было так трогательно и все изменило.
Присев на корточки перед кучкой пепла, Макгрегор объяснил Джейсону, на что они смотрят. Он показал, какими хрупкими стали кости под действием высоких температур, растерев их пальцами в пепел.
– Что это? – спросил Джейсон, вынимая из золы маленький кусочек металла. Это оказался переливающийся циферблат часов Swatch, которые были на Лауре во время погребения. Одаренные жарой костра радужными цветами, они остановились на 7:16 – в момент, когда занялось пламя.
Индонезия
Южный Сулавеси
В Индонезии есть отдаленный регион, где люди обращаются с мертвыми с обстоятельностью, которую мы даже близко не можем себе вообразить, – Священный Грааль взаимодействия с телом. Годами я думала, что посетить эти места мне не дано. Но я забыла об одном решающем факте: знакомстве с доктором Полом Кудунарисом.
Однажды весной я была в гостях у доктора Пола, исследователя мрачного и древнего лос-анджелесского культа сокровищ. В лос-анджелесском доме Пола, так называемом «марокканском пиратском замке», мне пришлось сидеть на твердом деревянном полу – там совсем нет мебели. Зато есть целая коллекция чучел животных, живописи Ренессанса и фонарей в ближневосточном стиле, подвешенных к потолку.
– В августе я еду в Тана-Тораджу на манене, – сказал Пол с присущей только ему беспечностью. За последние двенадцать лет он объехал весь свет, фотографируя все подряд. Начинал он с погребальных пещер в Руанде и чешских церквей, построенных из костей, а заканчивал мумифицированными монахами Таиланда, с головы до ног покрытыми сусальным золотом. Чтобы долететь до деревень Боливии, этот парень прокатился на десантном самолете времен Второй мировой войны, который перевозил мороженое мясо. Кроме него, пассажирами были фермер, его свинья, овца и собака. Когда самолет попал в зону турбулентности, животные разбежались, и Пол и фермер бросились их ловить, однако второй пилот повернулся к ним и закричал:
– Прекратите раскачивать самолет, мы разобьемся из-за вас!
Пол из тех людей, которые могут себе позволить поехать в Тораджу. Затем он позвал меня с собой.
– Но имей в виду: это путешествие – настоящий геморрой.
* * *
Несколько месяцев спустя мы приземлились в Джакарте, крупнейшем городе Индонезии. Эта страна объединяет более семнадцати тысяч островов и гордится тем, что находится на четвертом месте в мире по численности населения (после Китая, Индии и Соединенных Штатов).
Чтобы пересесть на следующий самолет, нам нужно было пройти паспортный контроль.
– Какой город Индонезии вы собираетесь посетить? – спросила нас миловидная девушка из пограничной службы.
– Тана-Тораджу.
На ее лице появилась озорная усмешка:
– Решили посмотреть на мертвецов?
– Да.
– Серьезно? – она казалась ошеломленной, должно быть, ее вопрос был просто попыткой вежливо поддержать разговор. – Вы не знаете, эти мертвецы действительно ходят сами?
– Нет, их водят родственники. Это не зомби, – ответил Пол.
– Я их боюсь! – она нервно засмеялась, переглянулась с сотрудницей в другой конторке, и в наших паспортах появились печати.
К моменту нашего прибытия в Макассар, столицу Южного Сулавеси, я была на ногах уже тридцать девять часов. Когда мы вышли из аэропорта и вдохнули тяжелый местный воздух, Пола обступили люди, словно он был знаменитостью. Забыла сказать, что сам Пол выглядит не менее диковинно, чем его дом, – заявляю это с предельным уважением художника. У него впечатляющие дреды, украшенная бисером борода волшебника и татуировки. Путешествует он в пурпурном бархатном сюртуке и высокой шляпе с черепом горностая, приколотым к тулье. Никто не знает, сколько Полу лет. Один наш общий друг описал его так: «разбойник из XVIII века, созданный Тимом Бертоном». Сам Пол говорит о себе как о «чем-то среднем между музыкантом Принсом и Владом Цепешем[2]».
Люди даже приостановили свою неистовую охоту за такси и подошли поближе, чтобы взглянуть на татуировки Пола и его шляпу с черепом. Его странности открывают двери в тайные монастыри и костяные пещеры, в которые никто другой попасть не смог бы. Люди оказываются слишком потрясены его видом, чтобы отказывать в посещении.
На то, чтобы вздремнуть в отеле, у нас не было времени. Мы нашли нашего водителя и умчались в восьмичасовое путешествие. Мы ехали на север, справа и слева от дороги тянулись зеленые рисовые поля, а в лужах грязи вяло бултыхались азиатские буйволы.
Пока мы ехали по южным долинам, из громкоговорителей придорожных мечетей доносились призывы мусульман к молитве. Большинство индонезийцев – мусульмане, но в удаленных районах Тана-Тораджи долго – вплоть до начала XX века, пока голландцы не принесли христианство, – сохранялась анимистическая религия под названием «Алук тодоло» («Путь предков»).
Вскоре мы достигли гор. Наш водитель гнал джип, петляя по двухполосной дороге, обгоняя и уворачиваясь от мопедов и грузовиков в этой вечной игре «кто первый свернет». Я не говорила на его языке, и в конце концов мне пришлось продемонстрировать международный жест «я серьезно, парень, меня сейчас стошнит».
К тому времени, как мы приехали в Тораджу, у меня от недосыпа начались галлюцинации. Но Пол успел несколько раз вздремнуть в самолете, и ему не терпелось до наступления темноты сделать несколько фотографий в ближайшей погребальной пещере.
Мы были единственными посетителями погребальной пещеры Лонда. Поверху скалы тянулись шаткие подмостки, на которых стопками были составлены гробы из хлебного дерева в форме лодок, буйволов и свиней. Радиоуглеродный анализ показал, что такие гробы использовались в Торадже с восьмисотого года до нашей эры. Черепа выглядывали из трещин и наблюдали за нами, как любопытные соседи. Когда дерево гробов разрушалось, кости высыпались из них и скатывались по склону скалы.
Но еще более сюрреалистичным было то, что открывалось за гробами: тау тау – тораджанские деревянные копии мертвецов в полный рост, сидящие рядами, словно деревенский совет старейшин. Они представляли собой души неведомых обладателей костей, разбросанных по пещерам. Более старые тау тау были вырезаны довольно грубо – белые огромные глаза и сбившиеся парики. Новые тау тау шокировали реалистичностью своих тонко вырисованных лиц, убедительными бородавками и испещренной сосудами кожей. На них были надеты очки, одежда, драгоценности, и казалось, будто они вот-вот пошевелят тростью или пригласят подняться к ним.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
