— Увидимся за ужином, — сказала Айви. Мама и Генри даже не посмотрели в ее сторону, и она торопливо направилась к черной лестнице.
Западный флигель, где находились столовая, кухня и общая гостиная, был самой оживленной частью дома. Узкая галерея с портретами предков соединяла гостиную с крылом, в котором на первом этаже располагался кабинет Эндрю, а на втором — спальня Грегори.
Айви поднялась на галерею, взбежала по маленькой лесенке наверх и очутилась в коридоре, ведущем в главную часть дома, а оттуда в большой зал, в который выходили двери ее спальни и комнаты Филиппа.
Переступив порог своей комнаты, Айви сразу почувствовала нежный запах. Она изумленно ахнула.
На ее комоде, рядом с фотографией Тристана, на которой он был изображен в своей любимой бейсболке и старом школьном пиджаке, стояла ваза с дюжиной нежно-лиловых роз.
Медленно, словно во сне, Айви подошла ближе. Глаза ее мгновенно наполнились слезами, как будто соленая горечь все это время стояла в них, ожидая лишь повода хлынуть наружу.
Тристан подарил Айви пятнадцать лиловых роз после того, как они однажды поссорились из-за ее веры в ангелов — по одной розе для каждой из ее статуэток. Айви пришла в восторг от необычного оттенка цветов, поэтому Тристан подарил ей целую охапку лиловых роз в тот вечер, когда они отправились вдвоем на романтический ужин и попали в аварию.
Возле вазы с розами лежала записка. Каракули Грегори всегда было непросто разобрать, тем более сквозь слезы. Айви вытерла глаза и предприняла вторую попытку.
«Я знаю, что это были самые тяжелые четыре недели в твоей жизни».
Айви подняла вазу и зарылась лицом в душистые лепестки.
После страшной ночи аварии Грегори всегда был рядом с ней. В то время как все остальные уговаривали Айви вспомнить события аварии и поговорить об этом — все они почему-то были уверены, что это поможет! — Грегори единственный не лез ей в душу и не торопил, давая время найти собственный путь к исцелению. Наверное, собственная утрата сделала его таким понимающим.
Мать Грегори совсем недавно покончила жизнь самоубийством, и он до сих пор не мог оправиться от этого удара.
Записка упала на пол. Айви быстро нагнулась и поняла ее. Она упала снова. Когда Айви попыталась снова подобрать ее, записка слегка надорвалась в ее пальцах, как будто ее что-то удерживало. Айви нахмурилась и бережно разгладила листок бумаги, а потом положила обратно на комод, прижав за уголок тяжелой вазой.
Несмотря на недавние слезы, она испытывала непривычное умиротворение. Возможно, сегодня ей все-таки удастся разбудить застывшую в душе музыку?
— Пойдем, Элла. Мне нужно немножко поиграть.
Кошка послушно посеменила к двери, за которой скрывались крутые ступени, ведущие на третий этаж дома.
Музыкальная комната Айви, занимавшая мансарду с косым потолком и единственным слуховым окном, была подарком Эндрю, который полностью обустроил и обставил ее перед приездом падчерицы. Айви до сих пор не могла поверить в то, что у нее теперь есть собственный, идеально настроенный, кабинетный рояль с новенькими блестящими клавишами. Она продолжала восторгаться звуком новейшей стереосистемы и старомодным фонографом, на котором можно было проигрывать старые джазовые записи, принадлежавшие ее отцу.
В первое время Айви ужасно смущала лавина дорогих подарков, которыми Эндрю щедро осыпал ее и Филиппа. Ей тогда казалось, что это бесит Грегори. Но теперь все это казалось далеким прошлым. Порой Айви с трудом верилось в то, что когда-то она считала Грегори своим врагом, который ненавидит ее за вторжение в его семью, дом и школу.
Элла вбежала за ней в музыкальную комнату и вскочила на рояль.
— Ах ты хитрюга! — улыбнулась Айви. — Догадалась, что я буду играть?
Кошка вытаращила глаза и тихонько замурлыкала, глядя куда-то за спину своей хозяйке.
Айви взяла пачку нот и стала перебирать их, ища подходящую композицию. Все равно что, лишь бы разбудить пальцы. Для фестиваля, наверное, стоит выбрать что-нибудь из своих старых программ.
Просматривая ноты классических произведений, Айви случайно наткнулась на сборник песен из бродвейских мюзиклов. Кажется, здесь была какая-то старая медленная мелодия, одна из немногих, которые знал даже заядлый рокер Тристан.
Айви выбрала Листа и открыла ноты, дрожащими пальцами коснулась гладких клавиш и попробовала сыграть гамму. Это было замечательно. Ее пальцы с радостью приветствовали знакомое растяжение, ритмичное чередование высоких и низких нот успокаивало сердце. Айви подняла глаза на первые такты Листовских «Грез любви» и приказала себе играть. На этот раз руки ее сами пришли в движение, словно она никогда не прекращала музицировать. Целый месяц Айви из последних сил держала себя в руках, но теперь она впервые отпустила себя и отдалась кружившей вокруг нее музыке. Мелодия хотела захлестнуть ее, подхватить, закружить, унести с собой, и Айви покорно последовала за ней.
«Я люблю тебя, Айви Лайонс, и когда-нибудь ты в это поверишь!»
Она перестала играть. Ощущение близости Тристана было слишком реальным. Воспоминание было таким ярким — вот он, живой и любимый, стоит за ее спиной в лунном свете и слушает, как она играет — что Айви не могла поверить в то, что Тристан ушел навсегда. Она уронила голову на клавиши.
— Тристан! Я не могу без тебя, Тристан!
Она рыдала так горько, как если бы только сейчас впервые узнала о его смерти. И еще она поняла, что эта боль никогда не утихнет. Никогда.
Элла подошла к Айви и потыкалась носом в ее макушку. Когда слезы иссякли, Айви протянула руку к кошке и вдруг услышала какой-то звук: три отчетливых ноты. Наверное, Элла случайно наступила на клавиши.
Айви сморгнула слезы, схватила кошку и прижала ее к груди.
— Что бы я делала без тебя, глупая Элла!
Она не выпускала кошку из рук до тех пор, пока не перестала всхлипывать. Тогда Айви бережно опустила Эллу на стул и встала, чтобы вытереть лицо.
Она была на середине комнаты, стоя спиной к роялю, когда снова услышала те же три ноты. На этот раз их точная последовательность была повторена дважды.
Айви повернулась к кошке, которая молча смотрела на нее круглыми глазами. И тогда Айви расхохоталась сквозь слезы.
— Глупышка, ты меня с ума сведешь! Или я совсем спятила, или ты начала учиться музыке!
С этими словами она бросилась по лестнице в свою спальню.
Айви хотелось задернуть занавески и лечь в постель, но она не могла позволить себе этого. Пусть ее боль никогда не утихнет, но она обязана продолжать жить, заставлять себя ходить, говорить, обращать внимание на окружающих ее людей. Она знала, что нужна Филиппу. Вот уже целых три недели братишка не просил ее поиграть с ним в четыре руки. Нужно разыскать его и пригласить сыграть.
Через дверь черного хода Айви видела, как Филипп увлеченно готовит какое-то колдовское зелье под двумя старыми кленами, на одном из которых находился его новый домик. Он уже сложил ветки в аккуратную кучку и водрузил сверху старую кастрюлю.
