Точка зрения Аристотеля целиком соответствует представлениям здравого смысла и жизненного опыта любого человека: каждый из нас знает, что велосипед остановится, если велосипедист не будет крутить педали. Галилей первым понял, что остановка вызывается не отсутствием прилагаемой силы, а трением, вследствие чего при исключении всех посторонних сил, включая трение, сопротивление воздуха, гравитацию и т.д., тело будет просто двигаться по прямой с постоянной скоростью. Созданная Галилеем удивительно красивая и точная теория имела не только очень глубокий физический смысл, но и вообще выводила философскую мысль по ту сторону «видимого и наглядного», т.е. позволяла перескочить через практические ограничения эпохи (воздушный насос, позволяющий создать достаточно высокий вакуум и экспериментально проверить утверждения Галилея, был сконструирован лишь в 1654 году).
Закон инерции, безусловно, может быть отнесен к глубочайшим законам природы, и встреча с Галилеем окончательно убедила Гоббса в возможности его использования в собственной аксиоматике. Поскольку сохранение движения является неотъемлемым свойством всех объектов, Гоббс без колебаний применил его к людям, полагая, что любые человеческие чувства и эмоции можно свести к определенным движениям. С этого фундаментального принципа Гоббс и начал построение всеобщей теории общественного устройства.
Читатель вправе спросить, что, собственно, подразумевал Гоббс, вводя этот принцип в основу создаваемой системы? На взгляд современного человека, Гоббс предложил очень холодную (можно сказать, бесчувственную, бездушную и довольно мрачную) модель устройства человека как очень сложного механизма, работающего под воздействием некоторых сил. При этом рассматриваемый механизм состоит не только из физической основы — тела, включающего в себя нервы, мышцы, органы чувств, но и из мозга, включающего воображение, память и способность к мышлению. Мозг в теории Гоббса почти точно соответствует тому, что современный человек называет компьютером. В этом нет ничего удивительного, так как именно создание вычислительных систем было одним из модных направлений научной мысли XVII века: одну из первых машин создал шотландский математик Джон Непьер (1550-1617), за ним последовал знаменитый французский философ и математик Блез Паскаль (1623-1662). Эти механические устройства умели только складывать и вычитать числа, но Гоббс полагал, что только это и умеет делать мозг человека: «Мышление человека означает всего лишь получение сумм отдельных величин посредством сложения или их разностей посредством вычитания... В РАЗУМЕ нет ничего, кроме способности к вычислениям или расчетам»3. Физическая основа организма при этом рассматривалась как некоторая конструкция из членов тела, управляемых системой струн и приводов, соответствующих мышцам и нервам, а весь человек в такой модели представал просто автоматическим устройством типа современных роботов.
Кстати, сам Гоббс искренне верил, что создаваемые его современниками простые вычислительные устройства обладают и какими-то признаками примитивной жизни. Для него такая возможность казалась совершенно естественной и понятной, хотя, разумеется, подавляющее большинство населения Европы относилось к первым автоматам весьма настороженно или враждебно. Например, инквизиция жестоко расправилась с первыми изготовителями автоматов в Испании, обвинив их в колдовстве и использовании черной магии.
Особо следует подчеркнуть, что предлагаемые в модели Гоббса люди- автоматы приводились в движение не только внешними стимулами, воспринимаемыми и перерабатываемыми органами чувств, но и внутренними, вынуждающими эти автоматы по инерции продолжать движение и поддерживать свое существование. Казалось очевидным, что каждое разумное существо стремится избежать гибели, а разве неподвижность не является почти синонимом смерти? Такие рассуждения были абсолютно естественными в построениях Гоббса, в результате чего он и писал: «Каждый человек... стремится избежать смерти и делает это в соответствии с законами природы, подобно тому как камень всегда стремится скатиться вниз по склону»4.
Волевые поступки человека Гоббс подразделял на «желания» и «отвращения», первые он связывал с поисками возможности продолжать движение, а вторые — возможности избежать препятствия движению. Некоторые желания, по мнению Гоббса, являются врожденными, например, чувство голода, а другие вырабатываются опытом и обучением. Выбор линии поведения всегда определяется оценкой и сравнением этих факторов, соответствующих каждой конкретной ситуации.
Гораздо менее определенным в предлагаемой теории является понятие движения, которое вовсе не означает привычной нам суеты. Для Гоббса движение означает скорее некий аналог свободы, т. е. способности совершать необходимые действия. Любое ограничение свободы для него эквивалентно ограничению движения, причем и свобода, и движение трактуются Гоббсом весьма широко и обобщенно — в неподвижно сидящем человеке может происходить лихорадочное движение мысли, т. е. свобода мышления также входит в число врожденных желаний.
Оставляет ли описываемая модель хоть какую-нибудь возможность проявления свободной воли человека? Сам Гоббс был абсолютно последовательным детерминистом и полагал, что его описание общества совершенно не нуждается в представлении о свободной воле. Человеческая личность в erd схеме являлась всего лишь марионеткой, управляемой своеобразными пружинками, в качестве каковых выступали силы природы. Такой подход к человеку не казался Гоббсу мрачным или унылым, более того, он даже утверждал, что пришел к своим фундаментальным постулатам о природе человека на основе интроспекции, т. е., как и подобает настоящему ученому, рассматривал себя в качестве самого первого подопытного. По этому поводу он высказывался совершенно точно: «Каждый человек должен исследовать себя и анализировать, что означают действия типа думать, предполагать, размышлять, надеяться, бояться и т. п. Поняв свои действия, человек сразу поймет также аналогичные мысли, страсти и поступки всех других людей в таких же обстоятельствах»5.
МЕХАНИСТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯСегодня описанная механистическая концепция человеческого поведения кажется нам наивной, а сравнение человека с куклой, управляемой часовым механизмом, представляется слишком грубым. Однако отношение к вещам и теориям сильно меняется и отражает обычно лишь веяния своего времени. Многие современные ученые или философы материалистического направления определяют человеческий мозг как очень большой и сложный компьютер из желеобразной органической массы, эффективность работы которого обеспечивается миллиардами биохимических переключателей и ячеек памяти. В этом определении нет ничего необычного или экстраординарного, оно лишь предлагает высший образец главного культурного артефакта современности — компьютера.
Интеллектуалы XVII века так же восторженно относились к наиболее сложному артефакту своего времени — точным часовым механизмам. Механическая модель человека в те годы казалась красивой и элегантной научной идеей, так что уподобление человека часовому механизму не унижало человека, а скорее возвышало его. Декарт писал[4]:
