Произошел интересный казус. Косу я оставил в тронном зале вчера, а сегодня ее нет. Я даже думать не хотел, кто ее упер и зачем. Ответ был передо мной.
— Ты отец извини, но мы и без тебя жили отлично. Я хочу посмотреть, чего ты стоишь! — он пнул к моим ногам какой-то старый и ржавый меч. — Посмотрим, кто тут главный и самый умный.
— Ты слишком много говоришь. — сказал я и отпихнул ногой неприглядный кусок железа. — Враг всегда сможет поразить тебя пока ты болтаешь языком. Я посмотрел по сторонам, зал был пуст, но не до конца.
— Что ты головой закрутил? Ты бросил нас тогда! Ты оставил нас тут подыхать, и ты умрешь прямо тут. Мама говорила, что мой отец был несокрушимой скалой, а не куском мяса на костях! А ты не он, и я докажу это! — он приложил пальцы к губам и свистнул. Из-за колонны вышел крупный тролль и мельком посмотрел на меня, а потом сорвался с места, я же только руки развел.
Тролль налетел на меня как бык на матадора, меня бы откинуло назад, если бы он не удержал меня, а затем он начал меня сдавливать, а я его.
— Болик, как ты возмужал. — говорил я старому знакомому едва успевая вздыхать. — Прямо не узнать… — тролль что-то хрюкал и рычал, продолжая стискивать меня в своих могучих объятьях. Наконец, он отпустил меня и встал рядом. Я же посмотрел на сына… Да… жалкое зрелище. Но с Боликом нам его скрутить будет проще, чем одному мне. Я еще раз вернул взгляд Густаву и улыбнулся. — Чего встал? Иди сюда, поговорим…
Густав далеко не убежал, а потом орал как резанный. Не сын, а натуральная истеричная дочь. И что с ним таким делать? Стража Замка прибежала на его крики, и так как мой статус до конца не установлен, но на моей стороне тролль, они немного затупили. Это бывает с теми, кто любит выполнять команды, а не думать. Я еще два десятка лет назад говорил — голову надо включать, пока ничего не произошло, потом поздно будет. Во дворе замка бывшего Графства ко мне подошел начальник Стражи, и мы поприветствовали друг друга, как подобает старым знакомым. Никогда бы не подумал, что мой помощник Сиплый так высоко поднимется.
— А я уже лет пятнадцать не Сиплый. — говорил он пожимая мою руку. — Теперь я Господин Венчер, или для своих, просто Начальник.
— Это ты «своим» и рассказывай. — не оставался я в долгу. — Что же вы такие грозные, а с ребенком не справляетесь? У меня сын словно сорняк вырос, никем не полотый.
— Так сложно что-либо сказать молодому принцу. Жена ваша народу погубила много и довольно быстро. Так вот и перестали молодого отпрыска останавливать да потакать начали. В замке мы его особо не трогаем, но и не особо подчиняемся.
— Ясно. — я посмотрел на Густава, что висел на плече Болика и что-то ему втирал, но троллю вроде это было все до фонаря. — Тогда оповести своих, что пришла в город старая власть, и сынуля Темной Королевы отныне солдат гвардии, и спуску ему не давать. Я наверно его в казарму отправлю, к тому же Медведю. Годик другой и получится нормальный мужик.
— Палач, Медведь после третьей войны уже не тот бравый воин. — тихо и доверительно шепнул мне Сиплый. — Ты зайди к нему, но готовься, что увидишь не человека, а калеку.
— Спасибо. Обязательно зайду и поддержу его. А вы тут не скучайте без нас. Болик! Пошли дорогой, погуляем по городу. — на мою выставленную руку сел Борис.
— Пр-р-рогулка! — гаркнул он и поймал кучу восхищенных взглядов со стороны стражи. — Бор-р-рис любит гулять, и пугать людей!
Мы шли по городу. Я, Тролль-Болик и Густав. Люди вокруг совершенно не понимали, что думать и как на нас реагировать. Тролль меня не трогал, а значит, мой статус высок, а вот молодой отпрыск «Темной» идет, словно на поводу и явно этому не радуется. Кто же я такой? И от чего я такой урод? Мне же было интересно осматривать город не из кареты на ходу, а так, пешком и с удовольствием. Мне понравились местные, все деловые, красивые и уверенные люди. Толстых или хотя-бы неопрятных на центральной улице не было, что не могло не радовать. Надо свой нос засунуть в дела города поглубже. Не лезть туда конечно, а так, ради праздного любопытства.
На середине пути до городских стен я остановился у разрушенной часовни Тира. Старое строение больше не источало ни света, ни даже простого почтения. Заброшенное и разрушенное строение. Жаль, в свое время денег туда было заложено, не мало. Перестав стоять, как истукан около часовни я повернулся к дороге и повернулся обратно. Свет, я точно видел свет. Но откуда?
— Стойте тут. — бросил я фразу Болику и Густаву, после чего перепрыгнул через забор и прошел ко входу часовни.
Я шел медленно, боясь пропустить тот самый свет в этом мрачном городе, и не пропустил. Из выбитой двери церкви вышла девушка лет двадцати, чья душа была светла как летнее утро. Как она тут вообще выжила? Девушка заметила мою страшную физиономию и, ойкнув, запрыгнула обратно в Часовню.
— Боже! Простите меня, — сразу заговорила девушка из темного помещения с таким виноватым голосом, словно она тут младенцев в жертву приносит без разрешения. Я переуступил порог этого когда-то святого места и замер. — Я просто помогаю ему, не говорите страже, пожалуйста, все нуждаются в помощи и заботе….
Она говорила еще что-то, но я уже ее не слушал. Все звуки пропали, тьма и неяркий дневной свет исчезли. В темном углу под покосившимся столом сидел худой человек в рваных тряпках и медленно жевал кусок хлеба. Слюна из его рта стекала до самой груди, глаза человека были пустыми и затянутыми мутной пленкой. Жалкое зрелище. Но не это зрелище заставило меня замереть, а внутренний свет этого человека. Любой рисунок меченного я могу вспомнить, не напрягаясь, почти наверняка смогу узнать рисунок света монахов. Но конкретно этого монаха я ни с чем и никогда бы не спутал. Рон…. Свет внутри слабого и больного человека был поражен паутиной тьмы, что каждое мгновение вгрызалась в светлые лучики и забивала их. Проклятия и болезни переплелись и уже добивали волю монаха и его внутренние силы. Как же он был силен, если так долго сопротивляется этому смертельному букету Темного проклятия, и почему до сих пор не убежал из города?
Я выставил руку в сторону и почувствовал боль в своих пальцах. Секундой спустя, часть стены и дверного косяка взорвалась всплеском каменной крошки и деревянных щепок. Женщина завизжала от такого дела, но я был глух ко всем звукам. Рон, брат ты мой ненавистный, враг ты мой ненаглядный. Я помогу, я отдам долг, я же добрый. Монах почувствовал неладное или заметил темные силы рядом с собой и стал мычать и крутить руками вслепую. Кусок хлеба, что жевал Рон до этого, откатился от него по грязному полу. Я вскинул косу и развернул ее лезвием вверх. В руку вцепилась та девушка и попыталась помешать мне, глупая, я же помочь хочу. Не глядя, скидываю ее и отпихиваю в сторону. А сам делаю шаг и бью монаха в грудь набалдашником косы. Череп на ее основании открыл свою пасть, глаза его засветились зеленым дымящимся светом, а потом он стал всасывать силу…. Чистую силу тьмы и света. Для косы нет разницы в цвете, цвет он для нас, для сметных. Рон стал орать как резанный. Потерпи друг, я знаю, как это больно. Но я могу только так.
