Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
За окном завывал ветер.
Осень. Ядерная.
«Ну, вот тебе и сорок шесть, – подумал он. – А когда-то казалось, что дожить даже до сорока нереально».
Николай потянулся за стаканом и налил себе до середины. Он давно знал, что алкоголь на него не действует седативно и настроения не улучшает, но ради дня рождения…
Стук в железную наружную дверь заставил его вздрогнуть и чуть ли не свалиться с дивана. Несколько секунд он смотрел в никуда, потом принялся лихорадочно прятать телефон и зарядку. «Люди не поймут». Они же не поняли, когда он включил две говорящие игрушки на батарейках и полчаса слушал, как они беседовали, повторяя случайные фразы: «Я люблю тебя!», «Как дела?», «Погода сегодня чудесная!», «Давай дружить!».
– Малютин! Малютин, мать твою, что с тобой? – услышал он знакомый голос и поплелся открывать.
Дверь герметизировалась с помощью штурвала. Как на корабле. Поэтому часто ходить туда-сюда было напряжно. Хотя он был не из тех, кто тяготился изоляцией.
Выйдя в шлюз и закрыв за собой дверь в дом, он протер запотевшее окошечко в наружном люке.
– Ну, чего надо?
– Пусти, надо поговорить, – Глеб Семеныч Востряков был категоричен.
Открыв старосте дверь и, после того, как тот снял резиновые сапоги и куртку с капюшоном, пропустив его в дом, Николай машинально пожал протянутую руку.
– А я думал, ты опять «уши» надел, – проворчал глава поселка, поправляя кепку. Это был уже не молодой, но крепкий мужик, который говорил с сильным «оканьем». За эти двадцать лет он почти не изменился. Только поседел, облысел и чуть сильнее пригнулся к земле. Даже свитер с высоким воротом был на нем тот же, в котором Николай его впервые увидел.
– Да какие «уши», – Малютин махнул рукой. – Сломался плеер месяц назад.
– Меня послали передать, что в Клубе тебя сегодня ждут. Отметим. Приходи, все ж таки надо вместе собираться.
– Приду, – соврал Николай. – Обязательно. Вот только галоши надену.
– Так. Опять грузишься? А ну, блин, встряхнись. Это было не вчера…
– Ага. Позавчера.
– Всем тяжело. Не ты один потерял. Ну не заводи свою пластинку: «Мы последние живые в стране мертвецов». Не последние. Сам же слышал передачи.
– И что? Все мегаполисы молчат. О стране ничего не слышно. Несколько недобитков, таких же, как мы, еще цепляются за жизнь. И те далеко. Мы туда живыми не доберемся. И не факт, что они нас ждут.
– Доберемся. Вот придет весна… обязательно возьмем машины и поедем.
Это Семеныч обещал уже четвертый год. С тех пор, как радиация начала маленько спадать. Поедем, мол, до Ростова или до Саратова.
Самим миллионникам, конечно, досталось, как и Москве, но рядом могли найтись и выжившие. И свободные от заражения земли.
Но всегда что-то мешало. Всегда выбирали синицу в руках и заделывали, замазывали щели, чинили крыши, заклеивали дырки в «трубе» и крышах, которые постепенно пробивал град.
Системы очистки воздуха Мирного были построены словно с космическим запасом прочности, но и они были не вечны. Шестнадцать домов уже бросили, а их фильтровентиляционное оборудование трое механиков разобрали на запчасти, чтоб хоть как-то чинить остальные.
Получая раз в неделю у Марины на Складе свою пайку, состоящую из банок, с которых был предварительно счищен солидол, Малютин так и не допытался у нее, сколько их там еще осталось в «заначке». У сухих концентратов давно вышел срок годности, но пока никто не отравился.
– Да ладно, не парься, Семеныч, – произнес Николай, протягивая ему стакан и гадая, когда же он уйдет. – И за меня не переживай. Я что, слезы лью? Или вешаться лезу, как Петровна? Живу себе, на ферме овощи выращиваю. Со мной проблем нет.
«Вот и не лезь в душу», – добавил он про себя.
– Верно, нету, – кивнул староста. – Но ведешь себя ты так, что мы… как бы это сказать… волнуемся за тебя.
«Да ладно уже, не ходи вокруг да около, дед, – подумал Малютин. – Тебе не за меня страшно, а за себя и остальных. Ты, бывший преподаватель ОБЖ, директор школы, заслуженный, мать-перемать, работник образования, нутром чуешь, что в тихом омуте черти водятся. По-твоему, лучше бы я пил и буянил. А так… ты боишься, что однажды ночью я возьму топор, который стоит в тамбуре, а может, ружье, и буду ходить от дома к дому, как тот маньяк из одной белорусской деревни. Шлюзы, конечно, трудно взломать снаружи. Но не все их блокируют изнутри. Вот этого ты боишься. А на меня тебе плевать».
Николай посмотрел в зеркало на свою небритую физиономию. И вспомнил тех психов, которые устраивали в Америке расстрелы в людных местах, а потом говорили, что у них сдали нервы, потому что жизнь не сложилась.
«У меня в тысячу раз больше причин говорить, что она не сложилась. Как и у нас всех».
Вранье, что время лечит. Просто есть люди, которые о потере близкого человека переживают не больше, чем о сдохшем хомячке. Вот таким время без проблем прижигает раны, особенно если это дело промывать спиртом. А у кого-то и без ядерной войны боль от утраты становится спутником на всю жизнь. Словно по живому оттяпало ногу трамваем. И даже если боль в зажившем обрубке стихнет, то стоит лишь поковырять, разбередить – и снова тянет откуда-то из глубины. И даже то, что временем убило всё тепло и все чувства, не сделало боль меньше ни на йоту. Парадокс. Свою ногу тоже мало кто по-настоящему любит.
– Значит, так. В Клуб хочешь – приходи, а хочешь – нет. Но в караул ты сегодня пойдешь, – тоном, не терпящим возражений, произнес Семеныч. Похоже, именно это и было главной целью его визита. – Забыл, что твоя очередь была вчера? А ты на это плюнул. Так вот, сегодня за тебя никто не пойдет.
Малютин усмехнулся. Опять у старика разыгралась паранойя. Идея, что кому-то надо находиться ночью снаружи, казалась бредовой. А ведь это подразумевало не только выйти и посидеть в «трубе». Надо было, надев «защиту», обходить стену снаружи. Несколько раз за ночь. Либо же дежурить на наблюдательной вышке.
Этой идеей староста загорелся, когда пропали Пономаревы. Вот просто так за ночь исчезли муж с женой, оставив все вещи. А когда у Никулиных пропал сын и вся деревня целую неделю жила в страхе, ложась спать с оружием, патруль был учрежден.
Вначале ходили впятером. Потом сократили до трех. Все равно никого не поймали и ничего не заметили.
Впрочем, Николая, одно время делавшего десятикилометровые вылазки во внешний мир, чтобы наблюдать за флорой, прогулка на свежем воздухе вокруг поселка не пугала. Ему просто было неохота. Он бы лучше полежал на диване и почитал Брэдбери.
Не надо было быть Эркюлем Пуаро, чтоб понять, как все произошло. Жека Пономарев наверняка задушил свою кикимору (крови в комнате не было), куда-то спрятал тело, а потом ушел. Даже не для того, чтоб свести счеты с жизнью, а просто подальше от чужих глаз, в аффекте. А там мог и утонуть, и замерзнуть, и дозу хватануть. Вещи остались нетронуты, даже еда. В чем был, в том и ушел.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
