— У нас, — вступил в разговор Тарибатум, — законы устанавливает один из царей, царь Хаммурапи. А ему законы, которыми до наших дней руководствуются жители Вавилона, передал Шамаш, бог Солнца и Справедливости.
— Хорошенькое дельце! Надо быть ослом, чтобы верить, что боги приходят по-дружески поболтать с царями и заодно учат их управлять своими людьми. Даже мы, несмотря ни на что верящие в могущество нашей доброй богини Анат, понимаем, что люди, а не боги, выдумывают законы и всячески возвеличивают перед простым людом престиж того или иного бога, чтобы потом снимать сливки в виде подношений и пожертвований божеству. Знайте: мы не глупцы, чтобы доверять этим обманщикам, даже если делаем вид, что принимаем на веру все их глупости. Мы соглашаемся, ведь настраивать против себя власть имущих неосмотрительно. Каждый житель города знает, что законы придумали наши предки, а не кто-то из богов, и это никого не избавляет от необходимости принимать и уважать эти законы.
— Как бы то ни было, — вступил в разговор Кушар, — ваши прекрасные законы, пусть и не боги их придумали, а люди, очень нравятся мне — человеку, которому пришлось покинуть родной город из-за того, что он осмелился познать удовольствия богини Ашеры в объятиях замужней женщины.
— И что стало с той женщиной? — спросил у него Япирану.
Кушар глубоко вздохнул.
— Я слышал, что у некоторых диких народов есть обычай женщину, уличенную в прелюбодеянии, по пояс закапывать в землю, а потом побивать камнями до смерти. В моем городе жестокость не достигла такой степени: мужчин и женщин раздевают донага и гонят по улице, бросая в них камни. Однако у несчастных есть шанс убежать от своих мучителей. Моей возлюбленной не повезло — один из ударов свалил ее на землю, и толпа завершила свое кровавое дело. Мне удалось скрыться. Меня приняла группа хабиру — теперь это мои друзья, которых ты видишь. Они дали мне одежду. И с той поры мы неразлучны.
— Говорю тебе, что у нас жизнь легче и приятней! Если бы твоя история случилась в нашем городе, никто и не подумал бы осуждать ваше поведение, и вы с возлюбленной радовали бы друг друга, пока бы друг другу не надоели. Признай: наши нравы свидетельствуют о том, что мы более развиты, чем эти жестокие животные — наши соседи. У нас во взаимоотношениях полная открытость, и мы этим гордимся. Только царю дано право судить, перешли ли мы запретную черту в погоне за удовольствиями, но у него очень редко находится повод применить жестокое наказание. Большие скандалы и драки случаются нечасто, да и последствий обычно не имеют. Кража у нас тоже редкость, ведь в городе нет бедняков: народ работает в соляных копях, на источниках минеральной смолы, торгует, занимается ремеслом. Тому, кто в первый раз попался на краже, делают внушение и отпускают. И только если он продолжает воровать, его ждет наказание — не слишком тяжелое: порка палками. Я говорю «не слишком тяжелое», поскольку не удары палками считаются у нас самым большим наказанием. Позор перенести тяжелее — ведь перед наказанием с виновного снимут все до последней нитки. Да, у нас свободные нравы, и в трактирах мы любим смотреть на танцы обнаженных мужчин и женщин, но страх перед привселюдным обнажением — на улице или на площади — достался нам от предков.
— В отношении к наготе вы очень отличаетесь от нас, египтян, — сказал Хети. — И хотя нравы у нас куда строже — уличенных в супружеской неверности мужчин и женщин непременно наказывают, — мужчины, которые работают на полях и даже в городе, ничуть не стыдятся наготы. И наши женщины купаются в водоемах и в реке голышом. Даже наши цари из одежды носят обычно простую набедренную повязку. И это не мешает нам гордиться величием наших дворцов, храмов и усыпальниц, украшенных скульптурами и барельефами, покрытыми священными письменами.
— Молва о величии и мощи твоей страны достигла наших краев, — признал Япирану. — Во всем Ханаане ни один народ не умеет ни вытесывать из огромных камней статуи богов или царей, ни рисовать их лики на стенах храмов и дворцов. Но, без сомнения, мы не умеем всего этого по воле богов, и по их же святой воле в наши дни Египет потерял былой блеск. Более того, над страной нависла угроза: ханаанеи, которые постепенно проникли в египетские города, и армии царя-пастуха… Но позвольте мне все-таки закончить рассказ о нашем славном городе, в котором вы собираетесь жить, пока состоите на службе у нашего господина Магдиля. Еще одно отличает нас от соседей: мы не приемлем смертной казни, хотя обычай этот широко распространен. Если случится так, что один человек убьет другого ненамеренно или в пылу ссоры, его высылают из города на несколько месяцев, а иногда и лет. Изгнание может быть вечным, если совершено особо гнусное преступление. Но даже в таком случае мы не прибегаем к смертной казни — для нас отвратительно лишать кого-либо жизни. И только в случае войны, когда на нас нападают, желая уничтожить или обратить в рабов, мы беремся за оружие. В мирное время в городе нет ни темницы, ни палачей. Таков, в общих чертах, наш уклад, и теперь вы обязаны соблюдать эти правила.
— Это станет для нас удовольствием, а не мучительной обязанностью, — заявил Тарибатум. — Я полагаю, жители этого города любят хорошие вина и хорошую еду, как и жители Вавилона — города, в котором я держал трактир.
— Я не говорил об этом только потому, что это само собой разумеется — мы берем от этой жизни все удовольствия.
— Тогда я с радостью побалую вас деликатесами нашей кухни.
— Твои речи, — в свою очередь сказал Кушар, — тешат наши сердца. Однако я боюсь, что радоваться такой прекрасной жизни нам осталось недолго. Ваши богатства сами по себе — огромное искушение для племен, которые сильнее вас. Но даже свобода ваших нравов может стать причиной ненависти со стороны более жестоких и лицемерных соседей, ведь нередко люди не могут смириться с тем, что кто-то живет и думает не так, как они считают правильным. Пока они слабы, они довольствуются тем, что призывают на ваши головы гнев своих злых богов. Но стоит им почувствовать свою силу, как они не замедлят пойти на вас войной под предлогом того, что хотят наказать вас за грехи, которым нет прощения.
— Сдается нам, что так оно и случится. Мы не страшимся их богов, полагаясь на могущество нашей верховной богини Анат, но опасаемся их оружия. Я не сказал вам, что, следуя нашему примеру, жители других городов долины завели у себя такие же порядки. Поэтому сегодня мы готовы объединиться, чтобы сообща защитить наше имущество и отстоять право жить так, как нам нравится.
5
Хети решил обязательно посетить храм богини Анат. От Япирану он узнал, что во всем городе только один храм возведен в честь богини — покровительницы Содома. Храм представлял собой группу построек, разбросанных по саду, обнесенному оградой. Как и при любом храме, возведенном в честь богини-матери, как бы ее ни называли — Анат, Ашера, Атир у ханаанеев или Иштар в Вавилоне — при храме Анат жил жрец и несколько иеродул[12]. Эти женщины охотно обменивали свои ласки на подношения, служившие основным источником существования храма и их самих.